"Петр Андреевич Павленко. Путь отваги (Рассказ про войну)" - читать интересную книгу автора

Пожалуйста. Хорошо? Мне так страшно, я только на вас и надеюсь...
- Вот, вот, вот! - и в голосе Малафеева почувствовалась даже некая
радость. - Это она и есть. Как у нас говорят: "Сам-то я не боюсь, да шкура
дрожит".
- Да, да, вот именно... и что же тогда?
- А ничего. Пусть дрожит. Только б голова в порядке. Это, как у нас
тоже говорят: "Если голову потеряешь, так навек калекой останешься".
Вся четверка лежала в глубокой яме из-под вырванного с корнем старого
дерева, и, рассказывая, Малафеев время от времени выглядывал наружу,
прислушивался, а один раз заставил артистов впечататься в землю и лежать,
не дыша.
- Я человек от природы слабый, - начал он немного погодя. - Дай
запойному наперсток вина, он и бороду кверху. Так и я. Иду на операцию в
компании, так я - по слабости - всегда себе вакансию труса выбираю. Где
можно выбирать, там я всегда выбираю - назад. И стыдно, и в себя плюнуть
готов, а иначе никак не могу. Был у меня случай с покойным Глебовым, когда
повстречались нам пятеро фрицев. Оба мы сразу тогда сдрейфили, и я сразу
был за то, чтоб тикать. Глебов тоже. Так двойной тягой и начали. Не скоро
я понял, что я сильней Глебова, что мой страх поменьше его, и взялся
командовать, а когда его убили, стал еще тверже, потому что положение не
позволяло выбирать ничего, кроме выдержки. И после того понял, что слабого
надо ставить в условия, где нельзя податься назад.
- А если вы один, - спросила девушка, - тогда как?
- Тогда все сильное и все слабое во мне одном. И сильное всегда
возьмет верх. Иначе ж гибель. Трус, ведь он тоже понимает, что трусость -
гибель, да пока может прятаться за чужие спины - ему трудно решиться.
Так говорили они в перерывах между выстрелами, которые теперь
раздавались уже со всех сторон.
- А сегодня, товарищ Малафеев, что вы думаете?
- Сегодня, надо полагать, мы вырвемся. Я ведь посильнее вас троих
буду, мне прятаться не за кого, да и обстановочка, знаете...
- А я так ужасно трушу... А что обстановка?
- Трусить вы, товарищ, сейчас перестанете. Слушайте меня хорошо.
Малафеев склонился к трем головам, лежавшим в яме.
- Фрицы прорвались в лес, - сказал он, - и наши заманивают их
поглубже. Между прочим, та рота, где вы выступали, судя по выстрелам,
отрезает фрицев от своих. Как рассветет, им конец будет.
- А мы? Что же с нами? - спросили артисты.
- А мы, выходит, как пятак на кону, - усмехнувшись, сказал Малафеев,
- посередке игры лежим. Посветлеет, пробьемся к своим. Только вот не знаю,
как нашим знак подать... Обдумайте-ка, а то я сам не соображу.
- Конечно же, надо знак подать, конечно, - залепетала, задыхаясь,
девушка, не умевшая пересилить робость. - Чего тут соображать? Слушайте
меня. Я сразу, сообразила. Мы певцы. Правда? И с нами баян. Вы понимаете?
- Нет еще. Только потише.
- Господи, чего ж тут выдумывать! Как только вы увидите, что наши
близко, вы дадите нам знак, и мы запоем под баян и побежим к своим. Тут
ничего и выдумывать не надо.
- А ну, замолкните на минутку, - шепнул Малафеев.
И в ту же секунду все четверо услышали усталое дыхание ползущего