"Константин Паустовский. Кордон "273" (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

жердей. Рядом с ней на шестке была прибита табличка: "Место для курения".
Внизу было написано карандашом: "Смотрите, берегите этот лес. Разводить огни
запрещается строго. Объездчик Алексей Желтов".
Вокруг скамейки, сколько мы ни смотрели, валялся только один побуревший
окурок - так безлюдна была эта дорога. И тем трогательнее показалась эта
забота о лесе в тех местах, где, быть может, за неделю пройдут два-три
человека. Дорога, судя по карте, терялась километрах в пяти, в чащах за
озером Линёвым.
Кордон стоял на бугре над тихой заводью Пры. На крыше его был
приколочен дощатый щит с черным номером по белому полю - "273". По этому
номеру определялись самолеты, пролетавшие над лесами.
Лесник Алексей Желтов, обветренный старик в выгоревшей зеленой фуражке
со значком объездчика на околыше - двумя медными дубовыми листочками, сидел
на лавочке около избы и читал газету, как бы не видя нас, пятерых человек,
медленно подходивших к кордону.
Это была явная хитрость. Он нас давно уже заметил в окошко и нарочно
вышел с газетой на порог. Всем своим видом Алексей Желтов (он же "дядя
Леша") хотел показать, что прохожие люди здесь не в диковинку и что он, как
человек обходительный и повидавший в жизни всякие виды, совершенно не
любопытствует, кто мы, зачем пришли и куда направляемся.
Разговор, начавшийся с дядей Лешей, был уже нам знаком - хитрый
разговор, сбивающий с толку неопытных горожан.
Поговорили о засухе, о том, что где-то - надо думать, в стороне
Криуши - горит лес, об урожае, новостях из газеты, ярмарке в Клепиках, но ни
слова о ночлеге и о том, кто мы такие. Об этом полагалось заводить расспросы
не сразу, помедлив, - таков был нерушимый обычай в этих местах.
Поговорили, напились воды из родника под сосной, похвалили воду,
покурили, и только тогда разговор перешел к главному: можно ли поселиться на
несколько дней в избе у дяди Леши и согласится ли его старуха нам готовить?
- Сеновал большой, сена много, живите сколько хотите. Я всегда гостям
рад. А вот насчет пропитания - это дело не мое. Надо спросит! мою старуху,
бабку Аришу. Уж и не знаю, согласится ай нет. Дело ее, хозяйское. Пожалуйте
в избу, там и рассудим.
Бабка Ариша, сухая, маленькая старуха с черным строгим лицом, конечно,
сказала, что упаси бог, как это можно готовить на пятерых человек! Совсем
это немыслимое дело! А вдруг она не угодит, как в запрошлый год не угодила
лесничему. Сварила уху, а он сказал, что больно жирная. Может, и посмеялся
над ней, а она этого до сих пор не забыла. Это для хозяйки обидно. Самовар -
дело пустое. А вот кулеш, бог его знает, как сготовишь. Видать, люди
городские, балованые, а у нее кулеш хоть и густой, да простой.
На все наши уговоры бабка упрямо отвечала:
- Да уж и не знаю, как быть...
Потом она неожиданно всполошилась:
- А чего ж вы мешки ваши да ружья у порога кинули? Несите в избу. Ты
что сидишь? К легкому табаку пристраиваешься? - прикрикнула она на
старика. - Вещи подсоби внести. Люди притомились, всю ночь шли. Тебе только
бы дорваться до разговору. Поживут у нас подольше - успеешь языком намолоть.
Она начала торопливо вытирать дощатый стол.
- Я сейчас вам молочка пока что принесу. Какого хотите: утреннего или
вечернего? Самовар раздую, язей зажарю - старик их нынче поймал. А там видно