"Константин Паустовский. Исаак Левитан" - читать интересную книгу автора

беклиновских кипарисов и сладкого приморского воздуха. От этого воздуха
часто болела голова. Милым казалось все: и леса, и речушки - всякие Пехорки
и Вертушинки, и стога сена в пустынных вечерних полях, одинокие, освещенные
мутной луной, как будто навсегда позабытые человеком.
Больной Левитан попросил у Чехова кусок картона и за полчаса набросал
на нем масляными красками вечернее поле со стогами сена. Этот этюд Чехов
вставил в камин около письменного стола и часто смотрел на него во время
работы.
Зима в Ялте была сухая, солнечная, с моря дули тепловатые ветры.
Левитан вспомнил свою первую поездку в Крым, и ему захотелось в горы. Его
преследовало воспоминание об этой поездке, когда с вершины Ай-Петри он
увидел у своих ног пустынное облачное небо. Над головой висело солнце, -
здесь оно казалось гораздо ближе к земле, и желтоватый его свет бросал
точные тени. Облачное небо дымилось внизу в пропастях и медленно подползало
к ногам Левитана, закрывая сосновые леса.
Небо двигалось снизу, и это пугало Левитана так же, как пугала никогда
не слыханная горная тишина. Изредка ее нарушал только шорох осыпи. Шифер
сползал с откоса и раскачивал сухую колючую траву.
Левитану хотелось в горы, он просил отвезти его на Ай-Петри, но ему в
этом отказали - разреженный горный воздух мог оказаться для него
смертельным.
Ялта не помогла. Левитан вернулся в Москву. Он почти не выходил из
своего дома в Трехсвятительском переулке.
Двадцать второго июля 1900 года он умер. Были поздние сумерки, когда
первая звезда появляется над Москвой на страшной высоте и листва деревьев
погружена в желтую пыль и в отсветы гаснущего солнца.
Лето было очень поздним. В июле еще доцветала сирень. Ее тяжелые
заросли заполняли весь палисадник около дома. Запах листвы, сирени и
масляных красок стоял в мастерской, где умирал Левитан, запах,
преследовавший всю жизнь художника, передавшего на полотне печаль русской
природы, - той природы, что так же, как и человек, казалось, ждала иных,
радостных дней.
Эти дни пришли очень скоро после смерти Левитана, и его ученики смогли
увидеть то, чего не видел учитель, - новую страну, чей пейзаж стал иным
потому, что стал иным человек, наше щедрое солнце, величие наших просторов,
чистоту неба и блеск незнакомых Левитану праздничных красок.
Левитан не видел этого потому, что пейзаж радостен только тогда, когда
свободен и весел человек.
Левитану хотелось смеяться, но он не мог перенести на свои холсты даже
слабую улыбку.
Он был слишком честен, чтобы не видеть народных страданий. Он стал
певцом громадной нищей страны, певцом ее природы. Он смотрел на эту природу
глазами измученного народа, - в этом его художественная сила и в этом
отчасти лежит разгадка его обаяния.

1937