"Тим Паркс. Дорогая Массимина (Дорогая Массимина #1) " - читать интересную книгу автора

кремом для папки. Моррис любил ухаживать за красивыми вещами и потому
тщательно выбирал марку крема, дотошно вчитывался в инструкции на тюбиках и
баночках. С обычной дешевкой он не церемонился (взять, к примеру, его
беспощадно ободранные башмаки), но к красивым вещицам относился бережно,
почти с нежностью (загадка из загадок: непостижимо, откуда в затхлом
Северном Актоне могла пробудиться тяга к стилю и хорошему вкусу у юнца,
который даже не подозревал о существовании таких понятий).
Моррис думал, что придет срок, и он станет обладателем множества
красивых вещей, будет часами холить их, получая от этого воистину неземное
наслаждение. (О, он мог бы обучить этому искусству и Массимину, если до
этого дойдет. Девица казалась вполне понятливой и обучаемой.)
Впрочем, самое главное в этой папке, размышлял Моррис, кончиками
пальцев втирая крем, заключается не во внешней красоте, а в той дьявольской
уверенности, с какой он тогда ее украл. Вот с такой уверенностью он и хотел
бы прожить жизнь, именно этой уверенности ему чертовски недостает. Да и
откуда ей взяться, когда бульшую часть дня носишься по городу от одного
ученика к другому, чтобы заработать горстку лир.
Моррис тогда возвращался поездом из Милана, где обновлял свой паспорт.
В купе с ним ехал всего один человек. Дело было поздно вечером. Моррис
чувствовал себя удивительно бодро после дня, проведенного в праздности.
Попутчику удалось навязать ему разговор, и Моррис не признался, что он -
простой преподаватель английского. Что такое учитель, в конце концов?
Пустое место. Человек, из которого не вышло ничего другого. Разве
репетиторами становятся по доброй воле? И Моррис сказал, что он американец
(почему бы и нет?), дипломат из американского консульства в Венеции; провел
в Италии всего полгода, но... Он превосходно выучил итальянский за столь
короткий срок, вежливо перебил попутчик. Моррис улыбнулся и дружелюбно
кивнул.
Спутник назвался представителем фирмы "Гуччи", положил на колени
небольшую папку из мягкой кожи и постучал по ней с таким откровенным
восторгом, что раздраженный Моррис едва не выложил ему в лицо, что
старается держаться подальше от таких вот развязных проходимцев с их
супербесполезным барахлом, вся шикарность которого сводится лишь к названию
фирмы да заоблачным ценам, по каким эту дрянь впаривают глупым американцам,
падким на легендарные торговые марки (да что стоит их подделать!), а на
самом деле вся эта хрень яйца выеденного не стоит, особенно если вспомнить
о миллионах голодающих! (Если уж на то пошло, он и сам среди этих
миллионов.)
Но от Морриса, конечно же, не укрылось изящество папки, поэтому свою
страстную и путаную тираду он оставил при себе, вслух же вежливо заговорил
о рынке кожаных изделий и о том, что его соотечественники без ума от
итальянских модельеров.
Разговор перешел на политику, и человек от "Гуччи" заметил, что
итальянцы благодарны американцам за то, что те помогли не пустить в
правительство коммунистов; воодушевленный этой темой Моррис разразился
обличительной речью по поводу красной угрозы, хотя не так давно он сам
всерьез подумывал, а не перебраться ли в восточный блок. (ЛОНДОНЕЦ ИЩЕТ
ЛУЧШУЮ ЖИЗНЬ В МОСКВЕ! - огромный заголовок в коммунистической "Морнинг
Стар".) Работал бы на "Радио Москвы", с наслаждением бы глушил бы
"Би-Би-Си" за то, что там неоднократно отказывали ему в работе. Почему бы и