"Т.Джефферсон Паркер. Лето страха " - читать интересную книгу автора

также достоверно известно, что она трижды меняла вид своих владений.
Поначалу здесь были кирпичные дорожки и масса деревянных цветочных ящиков,
повсюду торчали модные флюгера - просто какой-то взбесившийся Кейп-Код.
Затем их сменила безводная панорама засухоустойчивых растений, бессистемно
разбросанных, тропинки из гранитной крошки и кактусы. И наконец, наступил
черед нынешнего калифорнийско-средиземноморского ландшафта. Я знаю это лишь
потому, что благодаря своей службе постоянно мотаюсь по всему округу.
Некоторые вещи просто невозможно не заметить.
Как я уже сказал, ночь выдалась на редкость душная. Я опустил стекла и
откинул голову на подголовник, чтобы немного отдохнуть. Я думал о своей жене
Изабелле. Изабелла - самая искренняя любовь во всей моей жизни. Она не
только научила меня любить, но и позволила мне познать эту любовь. Должно
быть, сейчас она спит. Должно быть, сейчас на ней, несмотря на жару, красная
вязаная шапочка, сохраняющая голову в тепле. Инвалидное кресло и ее
четырехгранная деревянная палка, должно быть, близко к кровати. Ее
лекарства, должно быть, как всегда, в образцовом порядке - на тумбочке, под
рукой, каждая порция содержится в белой бумажной чашке, чтобы полусонная и
оглушенная прошлой инъекцией Изабелла смогла бы без труда взять их.
Изабелле двадцать восемь лет. В ее мозгу образовалась злокачественная
опухоль. Она жила с ней немногим более года, тогда как сам я в ту ночь
третьего июля в третий раз за одну неделю оказался у дома Эмбер Мэй Вилсон в
Южной Лагуне, спрашивая себя, хватит ли у меня смелости подойти к ее калитке
и нажать на кнопку звонка.
Ты можешь, читатель, потребовать прямо сейчас, чтобы этот Рассел Монро
тебе кое-что объяснил.
Но, возможно, ты даже вообразить себе не можешь, как много всего он
должен объяснить тебе.
Могу сказать лишь то, что во влажную, душную ночь третьего июля мне
чертовски не хотелось ничего объяснять, в первую очередь - самому себе. Не
хотел бы я делать это и сейчас. Но это было бы вопреки предначертанию
судьбы, благодаря которому я оказался там: в ту ночь, третьего июля, я
находился на подступах - во всяком случае, надеялся на это - к началу тайной
жизни.
Я открыл "бардачок", достал фляжку (плоскую, серебряную, с
выгравированной на ней надписью: "Со всей моей любовью. Изабелла") и в
очередной раз хлебнул виски. Изабелла. Я убрал фляжку, закурил, снова
откинулся на подголовник и снова стал смотреть во двор Эмбер. Я попытался
выбросить из головы все мысли. Я заменил их воспоминаниями об Эмбер, о тех
днях нашей юности, когда весь мир, казалось, существовал только для нас и
радовался самому факту нашего существования. Разве не найдется в жизни
каждого нескольких лет, в воспоминаниях представляющихся близкими к
совершенству?
Я думал об этом, когда... входная дверь дома Эмбер неожиданно
открылась. И - закрылась. И кто-то двинулся через дворик к калитке.
Это был мужчина. Он протер что-то платком, прежде чем позволил калитке
распахнуться перед ним и - захлопнуться за ним. Он шел с опущенной головой.
Большие пальцы его рук цеплялись за карманы джинсов, правая рука все еще
продолжала сжимать платок. Уверенно повернув к югу, он шагнул к краю
тротуара, пересек улицу, сел в черный "файрберд" последней модели и укатил.
Меня он не заметил, тогда как сам я очень даже хорошо видел его!