"Ян Парандовский. Эрос на Олимпе " - читать интересную книгу автора

Деревце, корни которого вырвали.


ЗАРИАДР

У Афродиты и Адониса родился сын по имени Зариадр. Он был так хорош
собой, что греки прощали ему даже его имя, слишком твердое и варварское для
их тонкого слуха. Оно не коробило никого в Прикаспийских степях, где
властвовал Зариадр. Соседом у него был царь Омарт, у которого была дочь
Одатида.* И хотя никто ее не видел в глаза, ибо по восточному обычаю она
росла в суровом уединении, все знали, что она прекрасна. Зариадр не раз
слыхал о ней, но она занимала его мысли не более прочих вещей. Снились ему
сны. Очень часто во сне являлась прекрасная девушка. И хотя имени ее он не
знал, она была ему хорошо знакома. Являлась каждую ночь, улыбалась ему и,
взяв за руку, водила его по какому-то парку, в котором он до сих пор никогда
не бывал. Говорили друг с другом немного. Ровно столько, сколько необходимо.
То девушка показывала ему какой-то цветок, то он рассказывал ей повадки
зверей, знакомые ему по охоте. Больше же всего им нравилось молчать,
наблюдая, как в пруду снуют рыбки.
______________
* История Зариадра и Одатиды представляла излюбленную тему стенной
живописи, украшавшей почти каждый зажиточный дом в Персии.

Оба знали, что на краю парка растет одно очень старое дерево, к
которому надо обязательно прийти. Много раз собирались это сделать, но
как-то ни разу не получалось. Всегда что-то им мешало, и Зариадр пробуждался
у поворота дорожки, ведущей к дереву. Когда засыпал опять, его девушки уже
не было, а найти дорогу сам он не мог. Но однажды ночью, едва заснув, он
увидел это дерево, а под ним сидела она и манила его пальчиком. А когда
юноша приблизился, она встала и, наклонясь к нему, сказала: "Люблю".
Удивился Зариадр, услышав это слово, такое близкое и вместе с тем такое
далекое, короткое слово, озабоченное, беспомощное. Да и что оно, собственно,
означало? Он не мог себе этого объяснить, но сразу проснулся, так как
чувствовал, что сердце вот-вот остановится.
А следующей ночью они снова встретились под старым деревом, но уже ни о
чем не говорили, только смотрели друг другу в глаза, взявшись за руки. С тех
пор больше по парку не гуляли, не обращали внимания ни на цветы, ни на птиц,
и серебряные рыбки в пруду утратили для них интерес. Оставаясь под этим
деревом, они обменивались тысячью пустяковых и бесконечно дорогих слов, а
потом обменялись и поцелуем, первым и самым целомудренным. Расставаясь,
сказали, что так будет навечно.
Несколько ночей душа Зариадра напрасно искала доступ в приснившийся
парк. Перед ним расстилалась только ковыльная степь без конца и края. Когда
наконец в одну из ночей ему удалось найти потерянную дорогу, он устремился
как можно скорее на тот край сада, где стояло старое дерево. Она сидела там
и плакала. При виде ее слез им овладело безмерное волнение. Юноша ничего не
произносил, только гладил ее волосы. Тогда она подняла на него глаза,
большие, черные и влажные, как виноградины, и сказала:
- Я Одатида, дочь Омарта. Плачу, потому что ты меня не любишь. Если бы
любил, давно попросил бы моей руки у отца.