"И.Д.Папанин. Лед и пламень " - читать интересную книгу автора

офицер - сытый, обутый, одетый, богатый - и против царя? Почему?
Став взрослым, я узнал, что на этот вопрос ответил сам Петр Петрович
Шмидт:
"Я знаю, что столб, у которого встану я принять смерть, будет водружен
на грани двух исторических эпох нашей родины... Позади за спиной у меня
останутся народные страдания и потрясения тяжелых лет, а впереди я буду
видеть молодую, обновленную, счастливую Россию".
Человек со скорбными глазами и бесстрашным сердцем революционера, Шмидт
провидел будущее и ради него отдал жизнь.
Расстрел "Очакова" пробудил во мне смутное беспокойство: как же это все
в жизни устроено, если одни живут без труда и богато, а другие не разгибают
спины, но из бедности вырваться не могут? И почему расстреливали восставших
моряков? Ведь они только хотели жить лучше.
Заставляли думать и разговоры, которые вел рабочий люд.
С десяти лет я ходил на угольный склад, таскал на "козе" брикеты с
углем, привозимым из Англии. Парнишка я был плотный, коренастый, жилистый,
старался не уступать взрослым. "Козу" мне нагружали изрядно. Идешь с ней по
мосткам - качаешься, водит она тебя, что пьяного, из стороны в сторону.
Плечи, поясницу так и ломит. А слабость показать нельзя: прогонят.
Очень любил я время, когда из Херсона приходили шаланды с арбузами и
дынями. Орава таких же босоногих, как и я, быстро их выгружала, посмеиваясь
про себя над тупостью хозяев. Платили они нам по принципу: "Разбитый арбуз -
ваш". Подошел я как-то к загорелому бородачу:
- Дяденька, а если все целые будут - мы задарма поработаем? Хозяин
уставился на меня недоумевающе:
- Разбитый арбуз - ваш.
Делать нечего, мы и роняли "нечаянно" дыни и арбузы. Обходилось это
иному "дядьку" куда дороже, чем если бы он установил твердую таксу.
... Виадук, в котором мы жили, стали перестраивать, и нам пришлось
переехать в подвал - тоже на Корабелке. Новое жилье не понравилось мне:
темное, сырое. Над нами жила большая еврейская семья. Там я столкнулся
впервые вплотную с национальным вопросом. Губернатор распорядился: "Выселить
всех евреев за черту города на Корабельную сторону". Выселили же одну голь
перекатную. Богатеи откупились, некоторые спешно крестились.
Семья, что жила над нами, как и мы, еле сводила концы с концами. Глава
ее шил картузы для флота. Было у него шесть дочек. Их отец только грустно
посмеивался в бороду:
- Ты бы, Ваня, у меня хоть одну забрал. Шесть ртов, видит бог, это так
много...
- Дядя Ицек, - спросил я как-то, - почему вам нельзя жить нигде, кроме
нашей Корабушки?
- Богатые живут, где хотят. Бедные - куда их выселят. А молимся мы
одному богу.
- Ваш бог слабый?
- Боги, Ваня, как люди: сильный тянется к сильному, слабый к слабому.
У меня к той поре сложилось свое представление о боге. Семья наша была
не из богомольных, жила, следуя пословице: "На бога надейся, а сам не
плошай". Исключение составляла только бабушка, а мы, внуки ее, в церковь не
заглядывали.
Не сложились у меня "божьи" дела и в школе.