"И.Д.Папанин. Лед и пламень " - читать интересную книгу автора

выносливая. От нее было приятно получать даже шлепок. Но прежде чем
рассказывать о матери, напишу кратко об отце.
Уже став взрослым, прочел как-то потрясшую меня до глубины души горькую
фразу Чехова: "В детстве у меня не было детства". У меня - то же самое.
Мой отец, сын матроса, рано узнал, почем фунт лиха, с детства видел
только нужду. Был самолюбив и очень страдал оттого, что он, Дмитрий Папанин,
отличавшийся богатырским здоровьем - прожил отец девяносто шесть лет, -
многое умевший, на поверку оказывался едва ли не беднее всех.
Думается мне, надломил его флот. Семь лет отслужил он матросом.
Вспыльчивый, болезненно воспринимавший даже самые незначительные
посягательства на свою независимость, он часто бывал бит. У боцманов,
рассказывал отец, кулаки пудовые: не так посмотрел - в ухо. Офицеры тоже
занимались мордобоем. Семь лет муштры вынести могли только сильные духом.
Слабые же утешение искали в чарке, тем более что полагалась и казенная:
выпьют - и вроде бы полегчает.
После действительной службы на флоте отец работал баржевым матросом-
развозил по военным кораблям воду. Заработки были нищенскими, и бедствовала
наша семья отчаянно.
Говорят, голь на выдумки хитра. Построили мы наше жилище так: но
Аполлоновой балке проходил старый водопроводный виадук, по которому
поступала вода на Морской завод. Виадук - сооружение арочное. Одну из арок и
облюбовали. Две стены - готовые, потолок тоже есть. Поставили одну стену,
прорубили в ней окно, потом второе. Во второй стене прорубили два окна -
одно над другим - и дверь. Жилье было двухэтажным. Сначала попадали на
второй этаж, а оттуда - по старому корабельному трапу - на первый,
универсального назначения: это и кухня, и кладовая, и столовая, и баня, и
прачечная, и спальня всех детей и бабушки - она укладывалась спать на
сундуке. Отец с матерью жили наверху.
Обстановка была спартанская. Стульев мы не знали, сидели на лавках,
табуретках. Освещение по вечерам - семилинейная керосиновая лампа. Я уже лет
с пяти научился и заливать керосин, и менять фитиль, чистить стекла. Потом,
на станции "Северный полюс-1", это мне очень пригодилось.
Лампу зажигали ненадолго: экономили керосин. Зимой нас спать укладывали
раньше, а летом домой загнать не могли: с утра до ночи мы пропадали на море.


* * *

Детство наше было трудовым. И если я сызмальства обучился всяким делам
и ремеслам, то за это земной поклон матери. Я любил мать самозабвенно.
Матерей не выбирают, но, если бы и можно было, я бы выбрал только ее,
мою горемычную, так и не узнавшую, что же такое счастье, Секлетинью
Петровну.
Ей бы образование - какая бы из нее учительница получилась! Мы ни разу
не слышали, чтобы она сказала при нас хоть одно плохое слово об отце,
несмотря на то что поводы для этого порой бывали, - наоборот, как могла,
старалась поддержать в наших глазах его авторитет, не уставала повторять:
"Отца слушаться надо".
Бедная моя мама, когда она спала - я не знаю. В лавочке она торговала
колбасой, потрохами - работала на хозяина. В порту брала подряды - шила из