"Вера Панова. Кружилиха" - читать интересную книгу автора

снабженцы авиационного и других заводов. Ан уже поздно Кружилиха все лучшее
прибрала к рукам. Зато и вы, многоуважаемый председатель завкома, картошку
кушаете и в ус не дуете...
Рассказывать об этом здесь не станешь. Лучше бы вообще смолчать. Все
было, все. Зажимал, нарушал, подменял. Только не из желания самодержавно
властвовать: от несчастной страсти непременно самому во все вмешаться,
собственными руками поднять всякое дело, хоть большое, хоть маловажное.
Может, оно и не очень разумно. Даже, наверно, совсем неразумно, да что
поделаешь: такой характер.
Но с другой стороны: если бы он вел себя так антиобщественно и
антипартийно, как излагает Уздечкин, - неужели тот же Рябухин, тот же
Макаров не сказали бы ему об этом? Сказали бы.
Сейчас придется выйти на трибуну и что-то ответить. Насчет технических
предложений, почему не выполнены. К слову: не выполнено двадцать, а
выполнено за этот же год больше четырехсот... Пошутить насчет футболистов,
чтобы в зале засмеялись... Насчет взаимоотношений с Уздечкиным: сослаться на
Рябухина, что вот Рябухин работает же и не жалуется, что ему крылья
связывают... В заключение чуть-чуть - мягко, сострадательно, деликатно -
намекнуть, что у Уздечкина нервы не в порядке...
Он вышел на авансцену - большой, широкий, с набором разноцветных
орденских колодочек на груди, в блистательной генеральской форме, которая
стесняла его тело и которую он надевал только для официальных выходов, очень
сильный и, несмотря на это, выражением глаз похожий на ребенка.
- Товарищи, - начал он доверительно.
Коммунисты, вожаки среди рабочих, люди, создающие на заводе
общественное мнение, должны уйти с собрания, простив своему директору его
прегрешения и веря в него по-прежнему!
- А все-таки ты собака на сене, - говорил после собрания Зотов,
натягивая свою генеральскую шинель. - Прямо обидно, ей-богу. Нет, серьезно,
когда пустишь пресс?
- Пущу.
- Чего ждешь?
- Человека.
- За человеком остановка?
- Тебе хорошо: кадрами себя обеспечил?
- Ну, где там, тоже, знаешь... Хочешь, я дам тебе человека на пресс?
Ей-богу, дам. Он пойдет. Дать?
- Давай.
- Только уговор: ты мне за него уступи своего Грушевого. У тебя в
литерном ведь уже налажено дело.
Листопад засмеялся:
- Он не пойдет.
- Нет, я серьезно. Ух, он злой на работу! Я ему знаешь какие создам
условия... Давай!
- Я тоже серьезно. Не выйдет, ваше превосходительство. Мне самому нужен
Грушевой.
Листопаду хотелось знать, что думает Макаров о выступлении Уздечкина. В
своем заключительном слове Макаров пространно говорил о роли профсоюзов в
социалистическом соревновании и даже не обмолвился о происшедшем
инциденте... Макаров прошел через вестибюль, разговаривая с двумя рабочими