"Вера Панова. Евдокия" - читать интересную книгу автора

там, на гнилых болотах, в партизанском неустройстве? С домом, над которым
вот уже возведена крыша?
С кем сладить жизнь, которую так хорошо обдумал и навеки полюбил в
мечтах? Где она, его светлая жена?..
Как будто полегчает от того, что она вернется к отцу, а он один
останется среди этих стен, для нее поставленных... Да он и жить тут не
сможет от тоски!
А насчет того, чтоб извести ее попреками, - этого он и не умеет даже,
это так, вообразилось в минуту горя и гнева, - и от одного этого воображения
стало еще тошней.
Нет, не будет ему жены, кроме Евдокии.
Ведь вот и порченая, и улыбка у нее бабья, лукавая, блажная, и ума, как
приглядишься, не палата, - а все тянется к ней душа и не хочет никакой
другой.
Она будто и не понимает, почему он тоскует и хмурится; смотрит
спокойно, улыбаясь. Эх, припечатать кулаком, чтоб не стало этой улыбки, да
больно жалко!..
Марьюшка, соседка, повстречалась ранним утром на пустой улице. Лицо у
Марьюшки было длинное, смуглое, глазки черненькие, беспокойные. Славилась
она своим степенством и совершенством манер, а также многими знаниями: знала
все приметы, заговаривала зубы и толковала сны. Остановив Евдокима, Марьюшка
сказала:
- Что, сосед, хочу спросить, - тебе-то, верно, известно, - Ахметка-то
совсем уехал, что ль?
- Какой Ахметка? - спросил Евдоким. Не задай он этого вопроса, так и не
заглянуть бы ему никогда в Евдокиино прошлое, и, может быть, скорей бы
прошла боль в сердце, которая даже во сне не оставляла его.
- Нешто не знаешь Ахметки?! - непомерно изумилась Марьюшка.
- Не знаю я никакого Ахметки.
Марьюшка прикрыла глаз уголком платка и застонала от смущения. Потом
поспешно, чтобы он не ушел, изложила все.
Татарин Ахмет, приказчик из бакалейной лавки, был Евдокииной зазнобой.
Она сошлась с ним, когда ей было шестнадцать лет. И отец знал и допускал. Да
об нем что говорить! Друг дружке не мешали. Ихняя авдеевская порода вся
бесноватая... Как же, погуляла всласть, мои матушки. Ребеночек был, скинула
ребеночка. Да неужто Евдоким не знает ничего? Марьюшка была в уверенности,
что его предварили. Такого человека хорошего и не предварили, совести нет у
людей... Да, скинула, года три назад, а с тех пор ничего боле не нагуливала,
хоть и гуляла по-прежнему. Как лавку закрыли, Ахмет уехал; после, значит, в
скором времени опять приехал и давай за старое; уезжает - приезжает, и прямо
к ней, ужасти подобно...
- Что ж не поженились? - глухо спросил Евдоким.
- Дак - татарин! Нельзя ему. Он с самого начала ее предварил - мол, моя
вера не допущает. Отец у него, вишь, шибко за веру держится. Легко у них все
было, легко.
- Его нет? - спросил Евдоким каменными губами.
- Нету, сейчас нету. Еще до того времени, как ты стал к ней ходить,
пропал, совсем пропал куда-то.
Евдоким кивнул головой и пошел. Он шел широким, грузным шагом, слегка
приседая, как человек, несущий на плече тяжелый мешок. Вот оно как! Вот,