"Вера Федоровна Панова. Собрание сочинений в 5 т (т. 2)" - читать интересную книгу автора

спрашивать...
Одет бедненько. Заработок, наверно, матери отдает.
Широкая окраинная улица была пуста и бела. Деревянные заборы, домики
в два, в три окошка. Лампочки на воротах озаряют белые дощечки с номерами.
Черная водокачка на углу. Тихо. Окликнуть: "Саша!" - он бы услышал...
Привести его в дом, усадить, расспросить попросту, по-бабьи: как тебе,
Саша, живется, не обижает ли тебя Геня... Чувство стыда перед ним помешало
Дорофее это сделать. Она закрыла дверь, вернулась в комнаты и только тогда
почувствовала, как пробрало ее морозом, пока она стояла там...
И вдруг немила стала ей суматоха в доме, этот стол с бутылками,
шумные девицы. "Кто, кто пришел?" - закричали девицы. "Никто!" - ответила
она и прошла в спальню. Сидела на сундуке (стулья все унесли в столовую),
подперев подбородок маленьким крепким кулаком. Стояло в глазах серьезное
детское лицо с добрыми губами... Вот, Геня, какое доверие к тебе:
подозревают, что ты от них скрываешься. Успел, значит, и там себя
зарекомендовать. Геня, всем от тебя мука, что же это такое...


Дорофее сорок восемь лет. Она среднего роста, худенькая. Смугла.
Легко смеется, легко туманится. Походка девичья. Волосы темно-русые,
подстриженные, на концах завиваются в кольца. Пробор сбоку, и одна прядь,
с колечком на конце, заложена за маленькое ухо.
Ни сединки у Дорофеи и мало морщин, и зубы чисты и блестящи, как в
молодости. Увядание чуть-чуть только тронуло кожу у глаз, шею, руки. Муж и
дочь не замечают этих печальных знаков. Они говорят: "Мама у нас
вечнозеленая".
В газете раза два печатали ее портрет. На портретах она нехороша:
скуластая, с напряженным лицом. Когда ее не станет, ни одна фотография не
воскресит для близких ее облика, прелесть которого - в блеске глаз, в
смене переживаний, в непрерывном движении жизни.


Она взяла себя в руки и села за стол с приветливым, довольным лицом.
За каждым тостом отпивала немного вина, шутила с молодежью, и никто ничего
не заметил. Одна Юлька, инструмент особо чувствительный, спросила
потихоньку:
- Ты что, мама?
- А что такое?
- Расстроена.
- Вот уж ничего подобного. Выдумала. Налей мне того красного.
Ларисин избранник оказался так себе, ни рыба ни мясо - сразу не
отгадать, что за человек. Другие наперебой разговаривали, хохотали, со
смыслом и без смысла, как хохочет здоровая молодость, хлебнув вина; этот
молчал, старательно протягивал рюмку, когда чокались, ел тоже старательно,
но как бы не различая вкуса. Он был старше всех мужчин за столом, ему, во
всяком случае, перевалило за тридцать. "Староват для Ларисы, - думала
Дорофея, - может, и женат, или платит алименты..." Росту он был
маленького - Дорофея, сама небольшая, любила высоких; лицом некрасив, нос
шишкой, лихорадка на припухшей губе. Только лоб, очень большой и
бугристый, был хорош.