"Алексей Иванович Пантелеев. У Щучьего озера (Л.Пантелеев)" - читать интересную книгу автора

конечно, это была никакая не сторожиха. Пригорюнившись и сложив на коленях
руки, старуха сидела на низенькой лавочке перед побледневшим от времени
красным дощатым обелиском. Это была та самая уже знакомая мне пирамидка, к
одной из граней которой кто-то приколотил гвоздиками сложенные крестом
лучины. На другой грани, лицом на запад, висит черная с белыми буквами
дощечка и над ней - за стеклом, в рамке - выцветшая, пожелтевшая фотография
молодого паренька, почти мальчика, в солдатской гимнастерке. Могила густо
засажена цветами, даже по выгоревшим дощечкам обелиска юлят, бегут наверх,
цепляясь за серые, вымытые дождями нитки, ярко-желтые бабочки настурций.
Волнуясь, я прошел несколько раз за спиной старухи. Не замечает меня.
Постоял немного, помолчал, деликатно кашлянул. Вздрогнула, оглянулась,
нахмурилась:
- Чего тебе?
- Вы меня, бабушка, простите, пожалуйста, - начинаю я самым дружелюбным
и даже заискивающим голосом.
- Иди, иди... полно тебе... Не за что мне тебя прощать. Ты меня прости.
- Ну как же... Я все-таки виноват перед вами. Ведь как-никак это моя
собака чуть ваших козочек не погрызла.
- Каких еще моих козочек? Бог с тобой, дядя. Отродясь у меня козочек не
бывало.
- А эти разве не ваши?
- Нет, говорит, не мои.
Что мне было делать? Оставалось откланяться, надеть шапку и уйти. И тут
я - не знаю, то ли из вежливости, то ли в тайной надежде подольститься к
старухе - показал глазами на фотографию молодого солдата.
- Сынок, бабушка?
Она ответила не сразу, помолчала, похмурилась, вздохнула, пошевелила
губами:
- Да. Сын.
Спрашиваю, давно ли похоронили.
- Да, милый человек. Очень давно. Еще в финскую.
- На войне, значит, убили?
- Нет, на войне он ранетый был. Здесь, недалеко, под Перки-Ярви. А
помер уж после войны, в госпитале.
- А вы что же, бабушка, выходит, здешняя будете?
- Мы-то? Мы-то сами ярославские будем, из-под Углича. А теперь вот,
почитай, уже двенадцатый год здесь, в "Ленинском пути" проживаем. Я
Корытова, - сказала она, быстро и слегка даже кокетливо, как мне показалось,
покосившись в мою сторону. - Иван Федоровича Корытова мать я. Слыхал небось?
- Нет, - говорю. - Простите. Не слыхал.
- Ну? Неужто не слыхал? Выходит, ты у нас, дядя, вовсе необразованный,
- засмеялась она снисходительно. - Как же ты не слыхал? Об Ване моем столько
раз и в газетах писали и по радио объявляли. Председатель колхоза нашего.
Однорукий.
Я вспомнил, что действительно читал - и совсем еще недавно - об этом
человеке.
- Ах, да, как же, - говорю. - Читал, конечно.
- Вспомнил? Ну, то-то же. А как мы, говоришь, в эти места попали? Да
так и попали. Ты вот, гражданин хороший, садись лучше, посиди со старушкой,
отдохни, а я тебе все и расскажу по порядку, - сказала она, подвинувшись и