"Бастион одиночества" - читать интересную книгу автора (Летем Джонатан)

Глава 18

Это случилось жарким июльским днем, за шесть недель до отъезда Дилана в колледж. Оторвав взгляд от строчек «Степного волка» Гессе, он поднял голову и увидел прислонившегося к прилавку его кафе Артура Ломба. Тот громко пыхтел, отлепляя от живота пропитанную потом белую футболку, подставлял красное лицо под прохладную струю кондиционера. В небольшом зале кафе больше никого не было: только они двое. Дилан был в перепачканном шоколадом халате поверх рубашки с коротким рукавом и в очках. «Оставайся в свете», его пластинка, заглушаемая гудением холодильников, была едва слышна. Наконец Артур повернулся к нему. Он выглядел таким же хилым, как прежде, штанины болтались на ногах, будто знамена, за ухом белела сигарета. Глаза были красные, маленькие, с морщинами вокруг, как у зародыша какого-нибудь животного. Увидев его, Дилан не особенно удивился: парень из Говануса мог легко забрести в Бруклин-Хайтс.

Он снял очки, отложил книгу в помятой обложке.

— Эй, Ди, дай-ка мне попробовать вот этого.

Дилан зачерпнул мороженое и протянул чашку Артуру. Тот кивнул на книгу.

— Зачем ты это читаешь?

— Почему бы и не почитать?

— Эти парни пишут чушь собачью. Эй, я слышал, ты собираешься поступать в колледж?

— От кого слышал?

— Уже и не помню. Наверное, твой отец разговаривал с Барри.

— Да, собираюсь в Вермонт.

— Круто. А я планирую пойти в Бруклинский колледж. Хожу на занятия в Марроу, даже сейчас, сдаю кое-какие хвосты.

Значит, Артур окончил все-таки школу, Дин-стрит не смогла затушить в нем огонь любознательности. Или же мать заставила его образумиться.

— А у тебя тут здорово, старик, — сказал Артур. — В жаркие дни деньги небось лопатой гребешь, а?

— Это тебе не такси. Мой заработок не зависит от количества проданного.

— На учебу зарабатываешь?

Призрачные пальцы крепко сжались вокруг воображаемой банковской книжки.

— Я заговорил об этом потому, что у меня к тебе есть одно предложение, — произнес Артур тоном прожженного дельца. — Я подумал, сначала встречусь с тобой, а уж потом пойду в магазин комиксов на Западной третьей. Я решил распрощаться со своей коллекцией. С первыми выпусками. И вспомнил про тебя.

— Почему?

— Ну, не знаю. Ты всегда говорил, что «Людей Икс», например, будешь покупать всю жизнь, до тех пор пока Крис Клэрмонт не перестанет их писать. Я считаю тебя серьезным коллекционером.

С Артуром Дилана многое связывало, этот парень был как запах, который никак не удается с себя смыть. И ведь он был прав, Дилан до сих пор питал слабость к «Людям Икс»: естественно, покупал их не каждый месяц, но иногда, а порой прочитывал прямо у стойки в табачном магазине на Четырнадцатой. Часто он занимался этим от нечего делать и с неохотой, так же, как встречался со своей подружкой, Эмми Сэффрич, с которой, кроме секса, его ничего не связывало. Месяцы между окончанием школы и началом учебы в колледже протекали в унылой неопределенности: ты уже предвкушал совершенно иную жизни, но она еще не наступила, и тебе приходилось по-прежнему жить с отцом, как маленькому. Появление в кафе Артура с его предложением прекрасно вписывалось в эту неопределенность.

— Но почему ты вдруг захотел продать свои первые выпуски?

— Гм. Черт. Деньги понадобились. — Артур имел весьма беспечный вид. — Вот я и подумал — самое время расстаться с коллекцией.

— Верно, верно, — ответил Дилан, притворяясь, будто обдумывает слова Артура.

— Сейчас на этом наверняка уже можно неплохо заработать. Все выпуски в отличном, ну или почти отличном состоянии.

— Угу.

У Дилана возник план, порожденный исключительно любопытством — а вовсе не желанием узнать что-либо о Мингусе или о кольце и не чувством вины, возникшем при виде «ДОЗЫ» на тюремной стене. Скорее всего Дилану просто захотелось в последний раз побывать у Артура дома, взглянуть на его комнату и, может, даже на маму. Только и всего. Он уезжал в Вермонт и чувствовал себя в безопасности, его уже почти не было здесь. Почему бы не попрощаться с тем, что оставалось позади?

— Когда к тебе можно прийти и посмотреть коллекцию? — спросил он с деланной невозмутимостью.

— Сегодня вечером.

Дилану показалось, Артур не верит своему счастью. Его предложение было выстрелом наугад, может, даже шуткой. Как при заключении любой блестящей сделки, обе стороны сейчас думали, что ловко одурачивают другую.

— Я освобождаюсь в одиннадцать, — сказал Дилан. — Будь дома.

Этот дом нисколько не изменился, будто провел все эти годы во вневременной капсуле: тот же ковер, то же пианино, те же кошки из черепахового панциря. Миссис Ломб, в футболке и без лифчика, слушала радио. С Диланом она поздоровалась с жалостной признательностью, видимо, удивляясь, что он до сих пор общается с ее сыном. «Какой ты великодушный, Дилан, — так и сквозило в каждом ее движении, — позволяешь мне надеяться, что ты и мой сын-балбес — люди одного уровня». Артур ушел в свою комнату и закрыл за собой дверь.

— Собираешься поступать в колледж?

— В Кэмден.

— Замечательно, Дилан. Я очень за тебя рада. Какой ты стал взрослый, просто не верится!

Дилану было омерзительно сознавать, что он, как и прежде, флиртует с мамой Артура — теперь, когда научился оценивать девчонок и женщин. Хуже того, ему хотелось переспать с ней.

— Я… гм… зашел посмотреть кое-какие вещи Артура.

— Хорошо, что ты опять заглянул к нам.

Коллекция лежала в шкафу Артура под грудой мятых трусов, маек и стопкой порножурналов, в основном «Плеерс» и «Хастлер». Артур ничуть не смущался тем, что из них выглядывали вырванные страницы с голыми афро. Может, он и себя уже представлял черным? Дилан не хотел над этим задумываться. Артур достал из шкафа пластмассовые коробки, где, упакованные в полиэтилен, хранились комиксы, перенес их на середину комнаты, сложил на пол, а сам растянулся на кровати и закурил «Кул».

— Отличная вещь.

Дилан присел на ковре, усыпанном марихуаной и сожженными спичками, и принялся рассматривать содержимое коробок. Ему показалось, его переместили во времени, вернули к бутербродам с индейкой и шахматному позору, но он отмахнулся от этого чувства. Комиксы действительно сохранились в отличном состоянии. Артур с поразительным упорством берег свои многообещающие первые выпуски: по пять—десять штук «Питера Паркера», «Кобры», «Мистера Машины», «Новы». Не напрасно ли он старался?

— Ты хочешь все это продать?

— Ага.

— И… гм… Какова твоя цена?

— Пять сотен.

— Ты что, сдурел?

— Ладно, четыре.

— Я даже не собираюсь с тобой торговаться, пока ты не положишь сюда «Омеги» и «Говардов». И не добавишь «Людей Икс» № 97. Это не они, случайно, лежат под тобой? — Дилан заметил полиэтиленовые упаковки под кроватью.

Вогнать Артура в краску было невозможно.

— Они-они. Четыре сотни за все — вместе с «Омегами» и «Говардами», с чем угодно.

— Сто.

— Считаешь меня идиотом?

— Сто пятьдесят.

— Ну ты и гад. Когда отдашь деньги?

— Они у меня с собой. Только помоги дотащить все это до дома.

Они достали комиксы из-под кровати, взяли по коробке и направились к выходу. Когда начинало пахнуть деньгами, Артур становился неосмотрительным и особенно хвастливым. Этим-то и собирался воспользоваться Дилан, чтобы выведать, не для Мингуса ли Артур добывает деньги. Отсчитывая полторы сотни двадцатками, он поинтересовался:

— А зачем тебе понадобилось бабло?

— Мы с Гусом и Робертом собираемся купить у знакомых Барри гидрохлорид кетамина. Загоним его подороже, а потом наладим свой бизнес.

— Хотите заняться кокаином?

Артур ткнул его локтем в бок.

— Нет, возьмем пример с тебя, будем торговать шоколадной крошкой.

— Короче, вам нужны сейчас наличные.

— Ага.

— А Мингус не собирается продавать свои комиксы? — спросил Дилан.

— Шутишь? Они у него в кошмарном состоянии.

Из комиксов самого Артура были вырезаны все изображения женских грудей и рекламные объявления «Си-Манки» — картинки с огромными воздушными шарами. Дилан знал об этом, но ничего не стал говорить.

— Да, на его комиксы и взглянуть страшно, но некоторые из них я все равно с удовольствием бы купил.

Пусть Артур думает, что он спятил, или как угодно еще объясняет его интерес к комиксам — истинных причин, побудивших Дилана притвориться заинтересованным в этом хламе, он все равно не вычислит. Хотя все мысли Артура крутились сейчас вокруг долларов, так что беспокоиться в любом случае не о чем.

— Если твое предложение его заинтересует, он, пожалуй, согласится.

Дилан понял намек.

— Надо бы мне снять кое-какую сумму со счета.

— Отличная мысль. Тогда и поговоришь с Гусом.

— Скажи ему, что у меня виды на его комиксы.

— Конечно.

До колледжа оставалось шесть недель.

Две коробки с первыми выпусками поселились на новом месте — в недрах шкафа Дилана. Он лежал на кровати, полный презрения к самому себе, и утешался мыслью о побеге, настолько уже близком, почти осязаемом. Может быть, вы подумали, что трясина Бруклина едва опять не засосала Дилана, но это не так. Ему лишь хотелось покончить кое с какими делами перед тем, как исчезнуть с Дин-стрит. Шесть недель: он составлял план, подобно Артуру все больше увлекаясь своей идеей и в то же время сознавая ее незначительность и неважность — это был лишь прощальный взмах руки.

Он провалился в сон, убаюканный мыслями о миссис Ломб.

Артур, войдя в роль посредника, устроил их встречу на следующий же день, в пятницу. Разговаривая с Диланом по телефону, он изъяснялся подчеркнуто туманно и запутанно, будто был на сто процентов уверен, что без его помощи Дилану и Мингусу не договориться.

— Мы встретим тебя на крыльце и вместе пойдем в дом. Не вздумай колотить в дверь, а то разбудишь Старшего, проблем тогда не оберешься.

— Я знаю, какой у Мингуса дед, Артур.

— Ты не знаешь, во что он превратился в последнее время.

— Это точно.

— Поэтому я и предупреждаю тебя.

Они ждали Дилана на крыльце в оговоренное время. Мингус встретил его объятиями и шутливым ударом в бок.

— Диллинджер, где ты пропадал все это время? Черт! Ты только взгляни на него: повзрослел, вытянулся!

Дилан подумал, что непременно тоже обнял бы Мингуса, если бы они встретились без свидетелей. В присутствии Артура он чувствовал себя несколько скованно, будто замороженный. Каким бы крутым панком ни считали Дилана на Манхэттене, Артур смотрел на него только как на мороженщика в испачканном шоколадом халате, как на белого парня. Поэтому, в инстинктивной попытке защититься, Дилан отстранился от Мингуса. Впрочем, в свете предстоящей сделки только так и следовало себя вести. Сейчас он собирался выкупить у Мингуса комиксы, позднее — кое-что еще.

Сантименты нужно было отложить до следующего визита — без Артура.

— Насколько я понял, вам сейчас требуются наличные, — сказал Дилан.

— Верно, верно, Ди-мен. Хочешь заняться бизнесом вместе с нами? — Мингус будто не замечал, что им открыто пренебрегают.

— Я могу купить у тебя комиксы.

Комната Мингуса превратилась в пещеру, в ней царил мрак. Если его комиксы пребывали в ужасном состоянии, то явно не потому, что долго пролежали на солнце и выцвели. Дилан не удивился бы, увидев, что они наполовину сгнили. Полка над дверью была теперь сломана и пустовала. Обильно разукрашенные краской из распылителя стены и потолок Дилан даже не стал рассматривать. Его внимание привлекло какое-то движение. Кто-то зашевелился в густой тени в углу, принял сидячее положение. Роберт Вулфолк. Сделка в присутствии всех заинтересованных сторон, так это называется. Роберт поздоровался с Диланом едва заметным кивком. Дилан ответил тем же. Закрыв дверь, Мингус прибавил громкость проигрывателя — звучало что-то ритмичное, вроде фанка. Артур насыпал на осколок зеркала кокаин, бритвочкой сделал дорожку, вдохнул ее через скрученный в трубочку доллар и предложил угоститься Дилану.

Тот покачал головой.

— Отличное качество.

— Нет, спасибо.

Артур передал долларовую трубочку Роберту.

— Ты ведь знаком с Робертом, да? — насмешливо спросил Артур.

— Конечно. Однажды он украл у меня велик. — Дилан не упомянул ни о Рейчел, ни о пицце, ни о нападении в Ист-Виллидж, лишь напомнил Мингусу и Артуру, что был непосредственным участником истории этого квартала. Роберт ничего не ответил. Дилан не сомневался в том, что, встретившись взглядами в квартире торговца наркотиками, а может, и гораздо раньше, во время одного из многочисленных столкновений во дворе школы № 38, они заключили своего рода сделку: договорились молчать. Роберт не мог сейчас возразить Дилану, потому что, несмотря на все свои пороки, не любил врать — гнать.

— Это было очень давно, — с саркастическим великодушием добавил Дилан. — Как жизнь, Роберт?

— Хм, — промычал тот, втягивая в ноздрю дорожку кокаина.

Мингус извлек из шкафа комиксы и опустил всю стопку на пол. Судя по всему, к ним никто не прикасался уже несколько лет.

— Я никогда не складывал их в пакеты, — извиняющимся тоном произнес Мингус, раскрывая один из выпусков «Фантастической четверки» и погружаясь в воспоминания. — Черт возьми, когда-то я даже свое имя писал на обложках.

Мингус разговаривал сам с собой. Его приятелей комиксы сейчас не интересовали.

— Предлагаю тебе за них сто пятьдесят баксов, — сказал Дилан, не глядя на Мингуса и косясь в сторону Артура, увлеченно орудовавшего бритвой.

Роберт откинулся на спинку своего низкого стула, по-прежнему прячась в тени.

Мингус нахмурился, делая вид, что думает, и явно смущаясь нелепостью идиотской сделки.

— По рукам.

Дилан бросил деньги на зеркало, демонстрируя всем троим, как мало для него значат эти бумажки. Он хотел показать им, представителям Говануса, что Дилан Эбдус здесь больше не живет.

Роберт достал откуда-то бумагу и завернул в нее деньги.

— Я захватил рюкзак, — сказал Дилан. — Дотащу их домой сам.

Мингус кивнул, сраженный его деловитостью.

— Ладно.

Повернувшись к троице спиной, Дилан принялся укладывать расписанные маркером, замусоленные комиксы в рюкзак. Сидеть на полу, на коленях было невыносимо. В приступе ярости он схватил одну из расчесок-камертонов Мингуса и тоже сунул ее в рюкзак. Перед глазами еще стоял тот момент, когда деньги падали из его руки на зеркало. Нет, в его планы входило далеко не только это, сделка с комиксами представлялась ему лишь забавой, шуткой. Всю жизнь он был для своих ровесников в Гованусе отбросом, предметом насмешек, но вот наконец настали другие времена. Теперь Дилан мог позволить себе обзавестись хоть целой коллекцией сполдинов для забрасывания их на крышу. Или носков, с долларовыми купюрами внутри.

— Проводи меня, — сказал он, поднимаясь.

— Конечно.

Они прокрались мимо склепа Старшего. У самого выхода Дилан прошептал:

— Позвони мне завтра. Когда Ломба и Вулфолка не будет поблизости.

Ломб и Вулфолк. Прямо как Абрахам и Строс, или Джекил и Хайд, знакомые с детства сочетания. Дилан едва не засмеялся.

Мингус широко распахнул свои покрасневшие глаза, но Дилан ушел, ничего не объяснив. В Гованусе повсюду витали тайны, а в тебе постоянно сидел страх. Дилану приходилось выживать на Дин-стрит уже в те времена, когда Мингус Руд еще играл в футбол в Филадельфии, а Артур Ломб учился в частной школе. Только Роберт был здесь всегда. Но он, как бы ни измывался над Диланом, бить его никогда не отваживался — благодаря Рейчел. А эти два собирателя комиксов, похоже, намеревались остаться игроками на всю жизнь. Что ж, Дилан готов им подыграть. Они наверняка поняли, что именно он хотел продемонстрировать им своим сегодняшним визитом: тон в игре задает тот, у кого имеется толстая банковская книжка.

В одиннадцать утра, когда жара сжимала день в немилосердных тисках, Авраам чуть было не испортил все, войдя в комнату Дилана и застав его за пересчитыванием денег.

— О господи, — сказал он.

Дилан засунул купюры в карман желтых шортов, которые были вполне под стать бетонным городским джунглям.

— Сколько? — спросил Авраам.

— Триста долларов, — солгал Дилан.

— Почему ты не положил их в банк?

— Это тебя не касается.

Авраам пал духом и стал придумывать какой-нибудь жесткий ответ — в такие моменты Дилану всегда становилось жаль отца.

— Мне кажется, касается, Дилан. Зачем тебе понадобились деньги?

— Хочу одолжить их Мингусу, — неуверенно произнес Дилан, не желая становиться оголтелым лжецом.

— Для чего Мингусу триста долларов?

— Не знаю. — Он направился к двери.

— Дилан!

— Не обращайся со мной как с ребенком, Авраам, — потребовал сын. — Я же сказал: к концу лета деньги на учебу у меня будут. Лето еще не закончилось.

Лето не закончилось: оно раскололось. Машины вдавливали в мягкий, как карамель, асфальт крышки от «Ю-Ху», «Райнголд», «Манхэттен Спешиал». На углу Невинс люди в машинах спешно поднимали стекла: кто-то включил гидрант, струя воды била прямо на дорогу. К полудню в домах раскрывались все окна и двери: изможденные жильцы мечтали вдохнуть хоть глоток свежего воздуха. Напрасно. Воздух был мертв.

Дилан, обливаясь потом, шел к дому Мингуса с пятью сотнями в кармане — уверенный в себе и невозмутимый.

Ни Артура, ни Роберта среди измученных жарой и влажностью людей, ползших по тротуарам Дин с черепашьей скоростью, он не увидел, не заметил вообще никого из знакомых.

Как обычно по воскресеньям, Старший ушел в церковь на Миртл-авеню, и Мингус был один на всем первом этаже с распахнутыми дверьми и окнами.

Дилан вошел в комнату. Играла музыка.

Мингус в трусах и затасканной майке лежал на кровати, сбросив с себя простыню и уткнувшись подбородком в сложенную вдвое подушку, — дремал под включенный на полную громкость фанк. Очевидно, он уже пытался сегодня подняться, и даже неоднократно, но опять падал в постель, не находя себе никакого занятия. Или все еще приходил в себя после бурно проведенной ночи, а то и нескольких ночей. Кокаинового осколка зеркала не было видно, и сама комната, залитая солнечным светом, уже не казалась зловещей. Мингус кулаками потер глаза, точно маленький ребенок.

— Привет, Ди.

— Привет.

— Значит, мой дружок захотел заняться с нами бизнесом.

— Может быть.

Мингус свесил с кровати ноги, показал Дилану на стул и причмокнул.

— Мастер Диллинджер кое в чем сомневается, — высокопарно произнес он. — И должен уяснить некоторые детали. Его железное правило: он должен уяснить.

Дилан молчал.

— Да улыбнись же ты наконец, Ди-мен! В чем дело? Боишься, что тебя начнет доставать Роберт? Положись на меня, старик.

— Я ни капли не боюсь Роберта.

— Вот и отлично. Я и не говорил, что ты его боишься.

Дилану не терпелось перейти к делу.

— Сколько денег вам не хватает?

— Вопрос не в этом. Скажи, сколько ты можешь внести?

— Две сотни.

— Две сотни. — Мингус задумался. — Хорошо. Никаких проблем. — Он был настороже, словно чувствуя какой-то подвох. — Значит, решено. Двести долларов, и ты в игре.

— У меня есть одно условие.

— Условие?

— Верни мне кольцо.

— Ах, черт! — Мингус прижал к лицу ладони и, качая головой, рассмеялся. — Он является сюда, треплется о том о сем, а на самом деле хочет только одного: получить назад свое кольцо.

— Оно еще у тебя?

— Вот, оказывается, в чем дело. Вовсе не в комиксах и бизнесе, не в каком угодно другом дерьме.

Мингус опять засмеялся, с такой горечью, будто Дилан хотел выкупить у него их дружбу вместе со всеми секретами, Аэроменом, мостом и теми многочисленными вещами, которым не было названия. Как будто повесил ценник: $200 — на шесть или семь лет их знакомства, пожелал отделаться от всех этих лет при помощи денег, заработанных продажей мороженого.

Может, так оно и было.

Упершись руками в голые колени, Мингус рывком поднялся с кровати, без слов вышел в коридор, прошлепал к туалету и помочился, не закрывая двери.

— Да, оно еще у меня, — сказал он, вернувшись. — Ты же знаешь, что я отдам его тебе, как только ты попросишь.

— Я прошу сейчас.

— А платить ты уже не собираешься?

Наконец-то Мингус разозлился. Осознание этого доставило Дилану пугающее наслаждение.

— Спасибо, что сохранил его, — сказал он невозмутимо. — А заплатить я даже рад.

— Чудесно.

— Кому еще известно о кольце? — спросил Дилан. Он мечтал задать Мингусу этот вопрос все то время, пока учился в Стайвесанте. И вот долгожданный момент настал.

Мингус отвернулся.

— Ты показывал его Артуру?

— Нет.

Конечно, нет. Какой дурак сделал бы это?

— Роберту?

Молчание.

— Придурок! Ты рассказал о нем Роберту.

— Он был со мной, когда я набросился на копа в Уолт Уитмен, — ответил Мингус. — Мне пришлось отдать ему кольцо, чтобы его не отобрали в полиции.

— Он пробовал?..

Мингус пожал плечами.

— Роберт ведь такой же, как ты.

— Что это значит?

— Это значит, он пробовал.

Конечно. А ведь кольцо вовсе не было бездушным инструментом. Аарон Дойли летал пьяным, Дилан — обмирая от страха, за исключением того раза, на озере в Вермонте, когда его никто не видел. Значит, кольцо приспособилось и к внутреннему хаосу Роберта Вулфолка.

— Даже не рассказывай мне об этом. Наверняка он летал вкривь и вкось.

Мингус промолчал. У него вошло уже в привычку защищать своих друзей — Дилана, Артура, Роберта — перед другими. То есть молчать, не говорить о них ничего.

Дилан встал со стула и положил двести долларов на грязную простыню. Мингус нахмурился.

— Надеешься так легко отделаться? — ледяным тоном спросил он.

Дилан не сразу понял его.

— А что еще тебе нужно?

Мингус едва заметно улыбнулся.

— Покажи-ка, не осталось ли чего-нибудь у тебя в карманах.

Это была реплика из списка стандартных издевательских фраз. «Иди-ка сюда», «дай-ка на минутку», «я отдам, не собираюсь я тебя обижать». Общепринятый метод показать свое превосходство над белым парнем — метод, которым Мингус никогда не пользовался. Теперь он изменил своим правилам, наконец ткнул пальцем в их различие.

Впервые в жизни Дилан понял, насколько бережно относился к нему все эти годы Мингус. При мысли о трех оставшихся в кармане сотнях к лицу хлынула кровь. Кольцо не наделяло владельца «рентгеновским» зрением, но это не означало, что такого зрения не существует.

Тонкие струйки пота текли ему на глаза.

— Ладно. — Мингус рывком открыл ящик стола и сбросил две сотни Дилана в кучу лежавших там купюр. Он не стал задвигать ящик, выражая тем совершенное безразличие или провоцируя Дилана тайком забрать свои честно заработанные двести баксов.

Состояния в Гованусе сколачивали лишь самые предприимчивые.

Изабелла Вендль возгордилась бы. Она всегда советовала Дилану убирать каждый лишний доллар в копилку и посмотреть потом, что из этого получится.

— Кольцо наверху, — сказал Мингус.

— Наверху?

— В тайнике Барретта. Не пялься на меня, оно там в безопасности. Барретт в любом случае хочет с тобой увидеться. Я сказал, что ты придешь. Он все время спрашивает, почему ты теперь не появляешься у нас. — Мингус не удержался и еще глубже всадил в Дилана нож: — Здесь тебя больше ничто не интересует?

Они поднялись наверх.

«Золотых дисков» на каминной полке в комнате Барретта уже не было, но других изменений не произошло, просто все выглядело теперь обветшалым и запущенным. Барретт был у кухонной стойки, от которой отвалилось несколько плиток, и наливал «Тропикану» в треснувший стакан. На краях рукавов и на подоле халата Барретта болталась бахрома из ниток, под мышками темнели пятна. Халаттеперь болтался на нем — Барри похудел. У него по-прежнему была бородка и расширяющиеся книзу баки, но выглядели они не так аккуратно, как прежде, и наполовину поседели; длинные ногти на руках и ногах пожелтели и стали похожи на когти, веки покрылись морщинами и обвисли.

В спальне работал кондиционер. Музыка не играла. Тишину нарушали лишь редкие звуки, доносившиеся с мертвой улицы.

— А, Дилан!

Дилан стоял, будто язык проглотив. О том, что и его отец когда-нибудь тоже состарится, он не желал даже думать.

— Давно ты к нам не заглядывал. Тебя и не узнать, совсем взрослый стал. Ты только посмотри на него, а?

— Привет, Барри, — выдавил наконец Дилан.

— Рад тебя видеть, дружище, очень рад. С твоим отцом мы постоянно встречаемся, а с тобой вот никогда. Ну и денек сегодня. Холодного сока хотите?

— Я нет, — ответил Мингус.

— Нет, спасибо, — сказал Дилан.

— Зря. В соке много витаминов. Садитесь же, а то мне как-то неловко. Вы выглядите как два кота перед боем.

— Мне надо кое-что забрать в твоей комнате, — сказал Мингус.

— Забирай. В чем проблема? Садись, Дилан. Все-таки выпей сока со льдом. В такую жару это просто спасение. Видел, как играли недавно «Янки»? Рон Гайдри — лучший в мире.

Мингус прошел в спальню, а Дилан опустился на диван перед кофейным столиком. Во всей гостиной лишь этот столик, чья поверхность помутнела от белого порошка, не покрывали царапины и трещины. Тут же лежала пластиковая соломинка.

Барретт перехватил взгляд Дилана, приклеенный к горке кокаина.

— Не стесняйся.

— Нет, спасибо.

— Не благодари меня, дружище, просто угощайся.

— В самом деле, Ди, — сказал вернувшийся из спальни Мингус.

— Я же говорю — нет.

— Может, еще скажешь, что вообще не знаешь о наркотиках?

— Оставь его, Гус. Не хочет, значит, не хочет. Дилан — парень серьезный, собирается учиться в колледже, черт побери! Как же быстро бежит время, а, Гус? Малыш Дилан уже почти студент. И правильно делает, что отказывается от кокаина. Ему надо держать себя в руках.

Когда он закончил свою тираду, Мингус плюхнулся на диван рядом с Диланом, разжал кулак и положил кольцо Аарона К. Дойли на краешек стола.

Барретт поставил перед ними два стакана апельсинового сока с кусочками льда, будто пузатыми рыбками, на дне.

— Что это? — спросил Младший.

— Я хранил эту штуку Дилана в твоем тайнике. Он заберет ее с собой в Вермонт, где девочки купаются голышом, а на автозаправках работают негры.

— О! — Это все, что мог сказать Младший. Он сел в свое кресло, и полы его халата разошлись, открывая на обозрение шорты и исхудавшую грудь.

Барретт, крепкий, здоровый мужчина, за несколько лет превратился в старика.

Дилан взял кольцо, положил в карман и почти машинально поднес пальцы, коснувшиеся поверхности столика, к носу.

— Правильно, дружище, — сказал Младший. — В такую жару не грех и охладиться.

— Смотри-ка, его, оказывается, тянет к этому. — Мингус улыбнулся.

Теперь, когда кольцо лежало у него в кармане, Дилан вдруг отчетливо услышал внутри себя песенку, которую напевал все лето: «Дилан почти исчез, Дилан почти исчез». Ему вспомнилось железное правило, которого он всегда придерживался: не увлекайся, только пробуй — и захотелось, чтобы перед расставанием Мингус открыл ему еще одну тайну, познакомил с неведомой страной. В конце концов он уже глотал ЛСД, пробовал метаквалон в боулинг-клубе и псилоцибин на Джоунс Бич. Почему же сейчас он ломается? Артура поблизости не было, и опасаться, что тебя поднимут на смех, не имело смысла. Нужно лишь, как обычно, притвориться, что это у тебя не в первый раз.

Дилан взял соломинку, поднес к ноздре, подражая приятелям, которые не раз проделывали это в его присутствии, и вдохнул кокаин.

Мингус тоже втянул в себя дорожку порошка. А за ним и Барретт.

Потом все трое вдохнули еще по одной дорожке, и еще.

Так Дилан наконец попробовал кокаин — в обычный летний день на Дин-стрит. По сути, не произошло ничего особенного. Ему лишь стало казаться, что он окунулся в свою вторую жизнь — ту, в которой он никогда не переставал приходить сюда, в этот дом. Наркотик разлился по нему, унося в иллюзорный мир, сжигая все сомнения.

Утомленное жарой, покрытое потом, как стакан с ледяной водой, тело вдруг стало холодеть изнутри.

Музыка зазвучала на редкость волшебно, когда Барретт включил проигрыватель и поставил «Позволь пойти с тобой на вечеринку» Банни Сиглера. Апельсиновый сок легко смыл какую-то вязкую слизь, внезапно облепившую горло.

— Нравится? — спросил Младший, и его лицо расплылось в улыбке.

— Да, — признался Дилан.

— Отличный кокаин, верно? — спросил Мингус. Он смягчился, голос звучал не так жестко, как будто все, о чем он мечтал сегодня, это чтобы его лучший друг понюхал с ним кокаин.

— Да, — согласился Дилан.

Может, у тебя еще оставался шанс получить прощение. Или же ты смотрел на жизнь чересчур мрачно, тогда как все складывалось вполне успешно. В кармане у тебя лежало кольцо. Ты получал удовольствие вместе с Мингусом и Барреттом, а через каких-то несколько недель должен был отправиться в самый дорогой колледж страны. Одно другому не мешало, и, значит, ты напрасно беспокоился.

Жизнь замечательна, подумал Дилан, и в этот момент в комнату вошел Барретт Руд-старший. Все четверо замерли.

Несмотря на адскую жару, Старший был в костюме. На галстуке поблескивал золотой зажим, в петлях манжет — запонки, из кармана торчал белый платок.

От него пахло цветами — розами.

Мингус как раз склонился над кокаином. Увидев Старшего, он отложил соломинку и потер пальцем нос.

— Так вот чем вы тут занимаетесь, когда меня нет дома, — дребезжащим голосом проговорил Старший. — Приучаете к пороку соседских детей!

— Ступай вниз, старина, — спокойно ответил Младший, не глядя на отца.

— Вы навлечете на этот дом беду, безумствуя тут вместе с белыми.

От этих слов Дилану стало вдруг смешно. Мингус ткнул его локтем в бок.

— А почему ты так рано вернулся? — спросил Младший. — Сестра Паулетта выставила тебя за то, что ты опять ущипнул цветочницу?

— Прости, Господи, моего извращенного сына, его погрязшую во зле душу.

Руд-младший встал с кресла, запахнул халат и прошел мимо отца к раковине.

— Я родился извращенным, старина. Это передалось мне по наследству. Зачем ты так вырядился? Хоть бы галстук ослабил, жара невозможная. Если хочешь, присоединяйся к нам.

— Я благодарю Господа за то, что до этих черных дней не дожила твоя мать.

Младший повернул голову и тихо спросил:

— Благодаришь Бога? Я правильно расслышал? За то, что мама не дожила до этих дней?

— Да.

— И что же Бог тебе на это отвечает?

— Иди к себе, дед, помолись за нас, — негромко произнес Мингус.

— Я молюсь каждую ночь и каждый день, — ответил Старший. — Все дни, под боком у грешников. И только раз в неделю выхожу из своего заточения, чтобы рассказать другим о творящихся здесь безобразиях.

— Иди, — взмолился Мингус.

— Мне хочется кричать об этом на всю округу.

Младший развернулся, схватил отца за лацканы пиджака, тряханул и прижал спиной к стене — все произошло настолько быстро, что Дилан и моргнуть не успел. Оба — и старший, и младший — одновременно издали звук, похожий на протяжный вздох. Спустя несколько мгновений Старшего уже не было в комнате, а Младший вернулся к раковине.

Дилан потупил взгляд, смущаясь, что стал свидетелем этой сцены. Мингус покачал головой и снова взял соломинку.

Биение сердца ощущалось по всему телу: наверное, из-за наркотика.

Музыка продолжала играть, и всем на миг показалось, ничего такого не произошло. Но в следующее мгновение, когда комнату вновь наполнил аромат роз и опять появился Старший, у них возникло ощущение, что он и не исчезал, а секунда затишья им лишь пригрезилась. Однако Старший все же уходил, спускался вниз: об этом свидетельствовало то, что он держал сейчас в руках. В одной — пачка двадцаток, он тут же швырнул их на пол, в другой — пистолет.

Банни Сиглер продолжал петь, ни о чем и не подозревая.

— Поднимать руку на отца — страшный грех, — произнес Барретт Руд-старший. — Об этом говорится в Священном Писании. В свои черные дела ты вмешиваешь и детей, я нашел этому доказательство! У мальчика в комнате полно твоих грязных денег. Ты совершенно потерял стыд, и мне придется кое-чему научить тебя, сынок.

— У Мингуса есть личные деньги, — ответил Младший, спокойно глядя на пистолет.

— Ты должен ответить за то, что учишь детей греху, и за то, что поднял на отца руку.

— Убери пушку, старина.

— Я тебе не старина, а отец, ясно? Пушку я не уберу, она поможет мне вправить тебе мозги.

— Но ты давно-о превратился в старину-у, признай же это. — Это была последняя из пропетых Барреттом строчек, которые довелось слышать Дилану.

Мингус вскочил с дивана и рванул к спальне отца, но на пороге остановился, повернул голову и прокричал:

— Уходи, Дилан!

Он и сейчас о нем заботился.

Позже Дилан не мог вспомнить, как поднялся с дивана, прошел к лестнице, спустился и отправился к себе. Какая-то часть его сознания навеки осталась в этой гостиной — пульсация где-то позади глазных яблок, пистолет, остановившийся на пороге спальни Мингус. Дилан еще долго потом слышал музыку и чувствовал жжение в носу, раздумывал, куда подевались «Золотые диски», и видел обезумевшие глаза Барретта Руда-младшего. Поэтому и не помнил, как покинул в тот день дом Рудов. Он ушел, как только услышал крик Мингуса. Целый и невредимый, с кольцом в кармане, за которое заплатил деньги, как и планировал. Покачиваясь, он шел по улице к своему дому — и в этот момент прозвучал выстрел.