"Эдгар Пэнгборн. Зеркало для наблюдателей. Пер. - Н.Романецкий." - читать интересную книгу автора

- Он ничего не был должен Афинам и имел возможность спорить о том,
что несправедливые законы могут быть нарушены, дабы послужить великим. Но
он не стал спорить. Он устал.
- Почему? - спросил Анжело. - Почему кто-то может желать умереть?
- Потому что устал. После семидесяти лет так бывает.
А что еще мне оставалось сказать? Я раздумывал, подходящ ли такой
разговор для данного момента или я все же перегнул палку... Во всяком
случае, я попытался дать ему понять, что уважаю его умственные
способности, и это могло в будущем мне помочь. Думаю, если бы мне пришлось
ловить своими неуклюжими руками мыльный пузырь, я оказался бы в более
легком положении, - пусть бы он даже лопнул, ничего бы особенного не
произошло. И продолжая разыгрывать из себя "мистера Майлза", я спросил:
- Интересно, не побеспокоит ли моя работа других жильцов? У меня
достаточно шумная старая машинка.
- Не-а. - После такого поворота в прозу жизни Анжело успокоился. -
Между комнатами ванная мистера Фермана и туалет.
Комната над вами свободна, а живущие на верхнем этаже старые леди и
Джек Макгуайр... Нет, они вряд ли услышат стук машинки. Мы внизу тоже -
ваша комната находится над кухней. Не берите в голову!
- Даже если я разобью инфинитив? [в оригинале игра слов;
грамматический термин split infinitive в дословном переводе звучит как
"разбитый инфинитив"]
Он засунул в рот палец и щелкнул им: как будто пробка вылетела из
бутылки с шампанским.
- Даже если вы будете обращаться со спондеем, как с ямбом [спондей и
ямб - термины из теории стихосложения].
- Ого! Не подождешь ли ты, пока я тоже стану образованным?
Он мило улыбнулся и исчез.
И это ребенок, которого Намир хочет пристегнуть к себе, подумал я.
Вот с этого момента, Дрозма, меня по-настоящему начала мучить загадка
самого Намира. Я должен признать: и для человека, и для марсианина вполне
возможно увидеть нечто прекрасное, осознать, что оно прекрасно, и
немедленно захотеть уничтожить его. Я знаю, что это так, но не понимаю и
никогда не пойму подобного желания. Неужели не ясно, что краткость жизни
должна служить напоминанием: уничтожать красоту значит уничтожать самого
себя?
Я волновался из-за пустяков, как волновался бы всякий человек в новом
для него окружении. Я повторил "Правила поведения Наблюдателей". Меня
очень беспокоила опасность того, что пустяковая царапина способна
обнаружить оранжевый цвет нашей крови. У меня есть милая привычка сдирать
кожу на голенях и украшать синяками руки. То, что у нас пульс бьется с
частотой один раз в минуту, не только риск, но и достойно сожаления. Ведь
я вынужден быть очень осмотрительным при близких контактах и всячески
избегать врачей - их обязательно заинтересует подобная аномалия. Работа
Наблюдателя должна стать более интересной и более безопасной (не забыть и
о проблеме лошадей), как в старые времена, когда магия и суеверия были
шире распространены и всячески работали на нас.
Я крутил в руках сверток с бронзовым зеркалом, пытаясь угадать смысл
ваших слов, Дрозма. Я не разворачивал его. Я вдруг пожалел, что не
рассмотрел его как следует еще в Северном Городе. Вы несомненно полагали,