"Федор Панферов. Бруски (Книга 3) " - читать интересную книгу автора

впервые все это видел, затем встряхнулся, весь натянулся и грохнул:
- Эх! Пей-гуляй: однова живем!
С этого и началось.
И вот треснули крестьянские сусеки, и хлеб потек на базар в обмен на
водку, хлынули на базар овцы, ягнята, телушки, развязались узелки с
червонцами, и широковцы с криком: "Пей-гуляй: однова живем!" - ринулись в
попойку, а Широкий Буерак вздыбился, как пьяная лохматая баба. За Широким
Буераком поднялись соседние села, затем пьянка перекинулась дальше и, как
пожар, охватила целый район.
Кирилл эти дни жил в каком-то тяжелом угаре. Он пил много, чтобы залить
горечь, обиду, чтобы встряхнуться, но ни того, ни другого у него не
получалось. Иногда ему хотелось спуститься до своих прежних друзей: лапать
баб, как лапают они, драться, как дерутся они, но и из этого у него ничего
не выходило, и он, словно ошарашенный, ничего не соображая, подчиняясь чужой
воле, перебрасывался с гулянки на гулянку.
Как-то раз он попал к Маркелу Быкову. Маркел пил жадно, угощал гостей
медом и гнусил:
- Пей, Кирюша, сосед ты мой бывшай... Нонче все бывши - и ты бывшай, и
изба бывша, и свет небесный бывшай. Пей: все равно отберут.
- Непременно. Отберут, - злоехидно подковырнул постоянный спутник
Кирилла Захар Катаев.
- Вот то я и говорю! - И, упав грудью на стол, Маркел горько
заплакал. - Несчастный я человек: кто теперь за пчелами ходить будет?
Напился он впервые, и пьяному ему втемяшилось, что вот таким - с
непослушными руками, ногами, с шумом в ушах - он останется до гробовой
доски. И, ударяя головой о стол, он стонал:
- Несчастный я человек. Куры! Кур-рей! - и тыкал рукой в окно.
Во дворе ходили, ежась, точно стесняясь своей наготы, с длинными
рябоватыми шеями, голоногие, ощипанные куры. Маркел три года тому назад
приготовил четверть вишневой настойки. Тут, по случаю прихода Кирилла, водку
выпили, вишню выкинули, куры наклевались вишни, опьянели и попадали, задрав
кверху ноги; бабушка решила: куры подохли, - ощипала и выбросила их за
сарай. А они протрезвились, вернулись во двор, поражая пьяный мозг Маркела.
- Хо-хо-хо! - гремел Кирилл, подражая Маркелу. - Несчастный я человек:
кто теперь за пчелами будет ходить? Куры-ы! Курей! - и еще с большим
озорством кинулся в попойку, еле сознавая то, что творилось в Широком
Буераке.
Пил он много. Пил чайными стаканами, тянул водку из горлышка, пил из
сахарницы, лил водку в блюдо, крошил туда хлеб и хлебал, как окрошку, на
удивление всем.
- Вот Артамон, дедушка твой, покойник, ведрами пил, - с гордостью
хвастался Егор Куваев. - Ведро поставит перед собой и дует, а потом на
кулачки пойдет... как начнет чесать - что твоя оглобля. И церковь не
признавал: тогда еще люцинером был, - и хлопал толстыми, почти всегда
разбитыми губами.
Кирилл неожиданно поднялся из-за стола и, не обращая внимания на
уговоры Быкова, ушел на берег реки, где кишмя кишели гуляки. Тут он
ввязывался в борьбу с мужиками, перекидывая их через себя, как ягнят;
выворачивал на берегу ольховник, бросал в воду баб - вот так: возьмет в
охапку и швырнет с берега, словно курицу, а когда на него налетал