"Федор Панферов. Бруски (Книга 2) " - читать интересную книгу автора

3

Утром ударил дождь.
Еще с вечера широковцы видели, как с запада - из гнилого угла -
накатывались на сизое небо изорванные тучи, а на заре, когда все,
растревоженные событиями на Балбашихе, крепко спали, - над Широким Буераком
разразился оглушительный гром, и ветла у двора Никиты Гурьянова от верхушки
и до самого основания расщепилась, - стала раскорякой, точно пьяный мужик.
Вслед за громом хлынул дождь и забарабанил в тесовые крыши, зашуршал в
соломе. По дороге тронулись мутные потоки - ив урагане наискось захлестала
вода. Потом ураган смолк и полил дождь - жирный, крупный, как белая
смородина.
Дождь потушил лесные пожары, потушил и мужицкую злобу. Когда солнце,
золотя голые ноги ребятишек, заиграло в лужах, широковцы высыпали ко дворам
и наперебой стали рассказывать: дождем смыло плетни на огородах по склону
Крапивного дола, перепутало плети тыквенника в пойме, а у Егора Степановича
Чухлява водой унесло амбар. Бревна от амбара разбросало по залитому лугу.
Егор Степанович, одинокий, утопая по колени в иле, баграми стаскивает бревна
и ругается.
В это же утро, пересекая Шихан-гору, из Алая в Широкий Буерак шел Яшка.
На Шихан-горе меж сосен в березняке бабы собирали грибы. Сшибая с деревьев
капли, отряхиваясь, подтыкая подолы юбок, они аукались громко и призывно,
точно в самом деле боялись затеряться" в лесу, как в непроходимом болоте.
Яшка, слушая бабью перекличку, улыбнулся и, насвистывая песенку, заспешил в
Широкий Буерак. В Широком он не был около недели. и за эти дни соскучился по
Стеше. Представляя себе, как она обрадуется его приходу, он не переставал
думать и о том, что теперь на селе он не просто Яшка Чухляв, а председатель
сельского совета, что дело, которое ему поручили широковцы, трудное, но он
справится с ним. Как? Яшка никогда наперед не решал, как справится с тем или
иным делом: он всегда заранее был уверен - оно, дело, не вырвется из его
рук, и приступал к нему так же решительно, как решительно садился за стол и
хлебал щи, когда был голоден. Но теперь ему поручили большое и важное дело,
и он непременно хотел обсудить его. Топыря руки, ставя по одну сторону
дорожки мужиков, по другую - себя, хмуря лоб, стараясь быть суровым, он,
мысленно обращаясь к мужикам, произносил речь, но из этого ровно ничего не
выходило. И он, шлепая ногами по лужам, шагал дальше, напевая песенку в
тоске по Стеше.
"Скорей! Скорей!" - подгонял он себя, уже видя, как у Стешки загорелись
зеленоватые глаза и губы, - таких губ нет у широковских баб, - изогнулись в
знакомой ему только одному улыбке.
По утоптанной, заросшей кустарником тропочке он сбежал с Шихан-горы в
низину на берег Гусиного озера. В низине его обдало прохладой - захотелось
развалиться на сырой земле, под ольхой, подремать, и он присел на старый
ноздрястый пень у берега.
Тут его и поразил один аукующий голос - зазывный, трепетный и
тоскующий: он поднимался, точно взлетая оттуда, с макушки горы, стелился над
озером, затем неожиданно терялся среди множества бабьих голосов и снова
поднимался, звенел по долу, звал к себе. Яшке даже почудилось, что это
ауканье имеет свой цвет, такой же, как солнечные блики под ольхой, и по
этому цвету его могло отыскать, зажмуря глаза... вот стоит только поднялся и