"Федор Панферов. Бруски (Книга 2) " - читать интересную книгу автора

скрыть от них навернувшиеся слезы, закутался с головой в одеяло и застучал в
стену. - А эта чего воет и день и ночь... Зинка?
- Воет? Повоешь! Кирилл-то не один в Илимч-город сбежал, Ульку
прихватил... Теперь Зинка - сиротинкой, однобылкой.
- Вот гордец какой!
- А ты не думай об этом... Поправляйся скорее.
Заботы Груши, ее бессонные ночи и ласка Стеши радовали Степана. Но как
только женщины ушли, у него снова задрожали губы, и предчувствие чего-то
неладного заставило подняться с постели.
И пока он шел к окну, перед ним быстро пронеслись выжженные
крестьянские поля, и он ощутил запах зноя - горьковатый, как дым смолы. От
этого запаха ему стало душно. Он быстро отдернул дерюгу с окна и отшатнулся.
С Бурдяшки, пересекая Пьяный мост, вздыбливая пыль, словно на пожарище,
в гаме двигалась толпа к его двору. Впереди всех в наскоро надетых разбитых
лаптишках семенил маленький седенький Чижик. Он, чем-то взбудораженный,
поблескивая на солнце сапожным ножом, что-то выкрикивал и наскакивал на
Шлёнку. Шлёнка, с перекрученными на пояснице руками, шагал медленно,
озирался по сторонам, точно спросонья. Рубашка на нем разорвана от воротника
книзу. Из-под разорванной рубашки блестел желтый выпуклый живот. Около
Шлёнки, подталкивая его, двигались мужики, бабы, ребятишки. А позади всех
металась из стороны в сторону, словно на привязи лиса, сухая Лукерья, жена
Шлёнки. Она выкрикивала: "Батюшки, ды батюшки!" - и, казалось, прыгала на
одном месте. Двое - племяши Чижика - втолкнули ее в подвал и наглухо закрыли
дверь. Толпа росла, густела. Степан не успел сообразить, в чем дело, как она
свернула в переулок и скрылась за избами.
- Что это? Что такое? Груша! - Он оттолкнулся от окна, пошарил в
изголовье наган, и, не найдя нагана, цепляясь за кровать, за косяки двери,
выбрался во двор. Во дворе на него пахнуло гарью. Прищурив глаза, он
откашлялся и, опасаясь, что не дойдет, не догонит толпу, свалится
где-нибудь, пересек улицу.
В переулке заблестела на солнце песчаная лысина горы Балбашихи. На
песчанике выпукло выделился огромный крдсный камень. Рядом с камнем гнулась
от ветра молодая сосна. А по дороге - через пойму, дугою к горе - двигались
широковцы.
"А-а-а!" - догадался Степан, вспомнив шепот Груши, упоминание про
Чижика, и еще быстрее побежал наперерез толпе. Увидав брошенные,
недокорчеванные пни на участке Кирилла Ждаркина, он усмехнулся, в то же
время думая только о том, что ему во что бы' то ни стало надо опередить
толпу, первому попасть на Балбашиху, остановить, отвести широковцев от того,
что непременно свершится, если он не подоспеет. Чувствуя боль в левом боку и
в затылке на месте раны (ее как будто кто открывал, бесцеремонно сдирая
марлю), он левой рукой прикрыл затылок и быстрее побежал в гору. Но,
перепрыгнув через канаву, поскользнулся и свернулся под кустом ивняка.
Толпа подступала к песчанику. До Степана донесся ее буйный гам. Он
напряг силы, приподнялся и закричал дико, пронзительно, пугаясь своего
голоса.
- Нет, нет, не докричусь... Разве докричишься? - как-то по-детски
прошептал он и, цепляясь за ветки кустарника, пополз наискось к Балбашихе.

2