"Валентина Панченко. Происшествие на ярмарке (о милиции)" - читать интересную книгу автора

С причаленных судов по упругим сходням почти бегом скатывались грузчики.
Огромные тюки, ящики, бочки словно не имели веса - так плавно проплывали
они на спинах людей. Но взмокшие просоленные рубахи грузчиков, их
перекошенные от напряжения лица, редкие натужные выкрики говорили о том, с
каким трудом дается им эта работа, каких усилий она требует.
Особенно многолюдно, шумно и весело у одетых в камень берегов
Сибирских пристаней. Вот три артели разгружают баржу, в ней рис, изюм,
курага, орехи - товар из Персии. Грузчики ловко вскидывают на спины ящики,
мешки. Рядом пароход с хлопком, спрессованным в восьмипудовые тюки, с
каракулем в связках сотнями. На Московском вокзале около пакгаузов
вереницы вагонов. На них мелом - "Н-Новгород" и "Н-Н", без конца.
Мануфактура, обувь, табак. С другой стороны от пакгаузов по шоссе
непрерывно движутся ломовые извозчики, автомобили, нагруженные товаром.
Покрикивают возчики, тарахтят, испуская клубы дыма, машины...


- Долго, долго собираемся, товарищи! Прошу садиться. - Григорий
Петрович Себекин нетерпеливо переложил с места на место стопку бумаги. -
Гущин, что ты там жмешься у двери? Проходи ближе, вот здесь свободный
стул. Присаживайтесь, пожалуйста, пора начинать. - Он скорее для
солидности, чем по необходимости, откашлялся в кулак, по-хозяйски оглядел
заполненный сотрудниками Красный уголок комендатуры ярмарочного уголовного
розыска и вдруг нахмурился: - Хоть и не время сейчас об этом говорить, но
вот вынуждаешь ты меня, Ромашин, при всех тебе замечание делать. В который
раз призываю тебя в смысле ношения формы - тебе все неймется. Ты посмотри
на себя. Какой ты, к лешему, милиционер? Так, лавочник неудавшийся.
Гимнастерка грязная, пуговица отсутствует, сапоги нечищеные, а главное -
куда ремень девал? Ты чем это подпоясался, грузинским кушаком? Смешного
тут мало, товарищи! - Он повысил голос, и от этого его речь, потеряв былую
плавность, зазвучала властно и негодующе. - Сколько можно говорить: мы
здесь не для абы-кабы, извините-подвиньтесь. Мы - Советская власть. И
хватит нам уже лаптями да заплатами гордиться, вперед их выставлять. Да
что я вам здесь политграмоту читаю, сами не маленькие. Все! С тобой,
Ромашин, разговор будет особый...
Себекин, вскипев, быстро успокоился. Крупного телосложения, плотно
сбитый, он весь был словно выточен из камня. И, как большинство сильных
людей, имел спокойный, рассудительный нрав. Состояние раздражения, в
которое он впадал крайне редко, обычно выбивало у него почву из-под ног:
он запутывался в собственных словах, терял мысль, из-за этого еще больше
смущался, краснел от неловкости, наконец, сделав глубокий вдох и махнув
рукой, оставлял не свойственную ему манеру держать себя с подчиненными. В
его массивной фигуре, несмотря на четко подогнанную форму, было мало
военного. Это казалось тем более странным, что с армейской жизнью Себекин
познакомился еще в первую империалистическую. Многое повидал парень из
деревушки, затерявшейся в дремучих лесах: и смерть товарищей, и грязь
траншей, и неуютность израненной снарядами, залитой дождями чужой земли.
Митинги, ночи у костров, долгие разговоры в теплушках...
Революцию он принял как само собой разумеющееся: в ту пору, когда
бурлила молодая кровь, когда события воспринимались не столько умом,
сколько сердцем, не было времени на долгие размышления. Под Царицыном в