"Орхан Памук. Меня Зовут Красный" - читать интересную книгу автора

- Учитель, мастер, а мне бы хотелось не отрываясь Смотреть на милое
лицо моей любимой. Я женился на ней три дня назад. Двенадцать лет я с тоской
думал о ней. Сцены, изображающие любовь Ширин и Хосрова, всегда напоминает
мне о ней.
Лицо мастера Османа, может, и выражало некий интерес, но интерес этот
не имел отношения ни к моему рассказу, ни к сцене войны, изображенной в
лежащей перед ним книге. Он будто ожидал доброй вести. Убедившись, что он
меня не видит, я взял иглу и отошел.
В одной из комнат, находящейся по соседству с баней, был укромный
уголок, где хранилось множество причудливых сломанных часов - подарки разных
европейских королей и правителей. Я пошел туда и там внимательно рассмотрел
иглу, которой, как рассказал мастер Осман, ослепил себя Бехзад.
На кончике иглы совершенно явно блестела розовая жидкость. Неужели
легендарный мастер Бехзад действительно ослепил себя этой иглой? Неужели
мастер Осман повторил это деяние Бехзада? Думая, что обязательно спрошу его
об этом, я машинально перебирал лежащие передо мной в беспорядке рисунки и
вещи. Мое внимание привлек сделанный на ткани рисунок свадебного кортежа. Я
увидел изображенную там лошадь, и сердце мое учащенно забилось.
Передо мной была лошадь со странными ноздрями. Она несла на себе
капризную невесту и смотрела прямо на меня, будто собиралась открыть мне
тайну. Хотелось кричать, но голоса не было.
Я схватил ткань, натыкаясь на вещи и сундуки, бросился к мастеру Осману
и положил перед ним свою находку:
- Ноздри у лошади точно такие, как у лошади на рисунке, сделанном для
книги Эниште!
Он вплотную приник к лупе, которая почти касалась рисунка.
- Как видите, - не выдержал я затянувшегося молчания, - лошадь здесь
нарисована в другой манере, но ноздри те же. Художник старался видеть мир,
каким его видели китайцы. Рисунок похож на китайский, но как будто рисовали
не китайцы, а наши.
Лупа мастера словно приклеилась к рисунку, а его нос к лупе.
- Ноздри лошади усечены, - произнес он наконец, тяжело дыша.
- Усекать ноздри лошадям, чтобы они лучше дышали и дольше бежали, -
вековая традиция монголов. Однако лошади на том расплывшемся рисунке не
напомнили мне монгольских. Они выполнены в персидской манере, как работы
старых мастеров Герата.
- Но ноздри усечены точно как у монгольских лошадей, - напомнил я.
- Видимо, лет двести назад, когда установилось господство Тимура и его
сыновей, кто-то из старых мастеров, работавших в Герате, сделал рисунок
великолепной лошади и, то ли увидев, то ли вспомнив монгольскую лошадку,
наградил ее изящно усеченными ноздрями. Некоторым художникам это
понравилось, и они сами стали рисовать лошадям такие ноздри и учили этому
своих учеников, говоря, что так рисовали старые мастера.
- Мастер, - сказал я с чувством восторга, - способ "недиме", как мы и
ожидали, дал результат. Значит, все-таки есть у каждого художника своя
манера?
- Не у художника - у мастерской, - уточнил он с гордостью. - Причем не
у каждой мастерской. В некоторых мастерских, как в недружных семьях, каждый
дует в свою дуду и не понимает, что счастье - в гармонии, а гармония - это
счастье. Одни работают, как китайцы, другие - как туркмены, третьи - как