"Орхан Памук. Меня Зовут Красный" - читать интересную книгу автора

- Хайрие, - раздался голос Эниште-эфенди, - Шекюре, кто там из вас?
Я мгновенно вышел, пересек прихожую, вошел в комнату в голубых тонах,
где мы работали для книги Эниште-эфенди, и сказал:
- Это я, Эниште-эфенди.
- Кто ты?
Я вдруг понял, что прозвища, которыми нас наградил в детстве мастер
Осман, были поводом для насмешек над нами Эниште-эфенди, и отчетливо
произнес свое полное имя, сказал, откуда я родом и имя отца - так увековечил
бы себя знающий себе цену каллиграф на последней странице переписанной им
книги; в конце я обозначил свое прозвище и добавил: "ваш скромный грешный
раб".
- Вот как? - удивился Эниште-эфенди и повторил: - Вот как! Пришел,
значит? Добро пожаловать, сынок, говори, что тебе нужно?
Я молчал.
- Ты боишься, сынок? - ласково спросил Эниште-эфенди. - Из-за рисунков?
В комнате было так темно, что я не видел его лица, но мне показалось,
что он улыбается.
- Наша книга давно перестала быть тайной, - сказал я. - Может, это и не
важно. Но о ней говорят повсюду. Говорят, что мы предали нашу религию, что
мы готовим не ту книгу, что заказал и ждет падишах, а совсем другую ради
своего развлечения, и книга эта греховна: там и насмешка над падишахом, и
неверие, и безбожие, и подражание мастерам-гяурам. Говорят даже, что в нашей
книге сатана изображен привлекательным созданием. Ходят слухи, что мы
смотрим на мир глазами грязной уличной собаки, издеваемся над верующими,
идущими в мечеть, и оскорбляем ислам, так как мечеть на наших рисунках -
одной величины с пчелой, и это якобы потому, что она стоит на заднем плане.
Мысли об этом не дают мне уснуть.
- Когда мы рисовали, - сказал Эниште-эфенди, - разве мы думали о
чем-нибудь подобном?
- Да защитит нас Аллах! - воскликнул я, изображая негодование. - Не
знаю, где они слышали, но говорят еще, что есть последний рисунок, так там
безбожие и оскорбление предстают уже совершенно откровенно.
- Ты же видел последний рисунок.
- По вашей просьбе я рисовал крупные листья в углах рисунка, но целиком
его не видел. Если бы я видел его весь, я бы не поверил гнусной клевете и
совесть моя была бы чиста.
- В чем ты чувствуешь себя виноватым? - спросил он. - Что тебя мучает?
- Когда нападкам подвергается книга, над которой человек старательно
работал многие месяцы и считает ее священной, он испытывает адские муки. Я
должен увидеть весь последний рисунок.
- Для этого ты и пришел?
- Конечно! Вы же знаете слова Пророка о том, что в Судный день Аллах
особенно сурово накажет художников. Покойный Зариф-эфенди испугался
последнего рисунка. Он говорил, что это сатана сбил нас с пути, заставил
изображать перспективу, следовать методам европейских мастеров. Он считал,
что не только перспектива, то есть видение мира не глазами Аллаха, а глазами
уличной собаки, но и смешение наших приемов с приемами европейских мастеров
лишает нас чистоты и ставит в положение рабов, и это тоже проделки сатаны.
- Художник, - возразил Эниште-эфенди уверенно, - рисует, повинуясь
своей совести, в соответствии с правилами, в которые он верит, и ничего не