"Сергей Палий. Кохинор" - читать интересную книгу автора

внимания, продолжая привычно фыркать и повторять про себя: "Форменное
безобразие! Беспорядок прямо какой-то..." - но, услышав истошные крики
беспрестанно крестившейся старухи, вытянул кадык и внимательнее вгляделся в
происходящее. Павел Ефимович долго соображал, прежде чем маленькие глаза его
раскрылись необыкновенно широко, и он даже перестал фыркать от такого зрелища.
Его будто током шарахнуло.
Страх перемешался в нем с неведомым раньше чувством досады и
безысходности, сердце его застучало в ребра, а в ноги, казалось, кто-то налил
свинца. Ветер безбожно трепал коричневое пальто.
Вроде и не было многих лет педантичной работы, точных чертежей,
беспрецедентного распорядка и режима, утреннего бритья и чистки шеи с мылом,
совсем забылись некогда злорадные шутки Мишки Роликова и приятные буфетные
мечты: словно толстая пелена на минуту спала с глаз Перекурки! Повернулось
что-то в его угловатом теле, затрепетало! Одним ударом вышибло из его сознания
всю прошлую жизнь это страшное зрелище, этот маленький дрожащий зверек,
пугливо озирающийся по сторонам и нигде не находящий помощи, привязанный к
стали посреди бледной ноябрьской мги, рядом с людьми, невидящими или
любующимися его горем!
Вдали показались два светящихся глаза жуткой, по воле судьбы опаздывающей
электрички. Пути озарились жестким приближающимся светом. Что-то тяжелое опять
настойчиво стало заволакивать взгляд Павла Ефимовича, даже тихо говорило ему:
"Это судьба... Так должно быть..." Невыносимо тянуло это старое громоздкое
чувство отвернуться... Перекурка отвел уже взгляд от рельс и стал поворачивать
голову, как мельком увидел шальные глаза подростков, горящие жестоким
интересом. И вновь ошарашило его это непривычное очень большое чувство,
названия которому он не знал! Он, как беркут, расправил плечи и молниеносно
глянул на существо, и вдруг увидел раньше им как-то не подмеченное: этот
маленький котенок был так странно распластан по рельсе, что слегка походил на
крохотного человечка, с ручками, ножками и небольшой головкой...
И представился почему-то Павлу Ефимовичу загнанный в угол, испуганный и
обреченный человек, раздавленный судьбой, проклятый другими людьми, забывший
счастье и радость, незнающий дружбы и любви, человек, которому дальше некуда
идти и остается только безнадежно молча ждать, ждать и видеть, как миллионы
других мелькают мимо, не замечая его, проходя сквозь него, не говоря ни слова,
и растворяется медленно такой человек, тает, подобно протуберанцу,
оторвавшемуся от солнца, оставленный и забытый всеми!
Как дикий вепрь бросился Перекурка вперед, не обращая внимания на
растрепавшуюся шевелюру. С нечеловеческой силой дернул он за край прочной
капроновой бечевки, которой был примотан котенок. Нет! Слишком крепко и
надежно держала цепь своего пленника! Узел был затянут до неимоверности! В
одно время раздался душераздирающий визг кота и электрички, начавшей
тормозить. Обледенелые пальцы еще раз рванули капрон - только еле заметная
боль в руках! Разодранная добела кожа...
Страх охватил Перекурку, полностью, спазматически сжав сердце! Маленький
живой комочек смотрел на него ошалелыми глазками и продолжал подергивать
свободной лапкой. Это была жизнь!!! А времени оставалось катастрофически мало,
хоть оно и тянулось, словно каучук. Вьюга неистово рванула вдоль земли, задрав
воротник пальто и кольнув снежной пылью в глаза! Звуки слились в один томный
гул в ушах, руки тряслись, тело знобило, а тугая веревка, подобно воплощению
безысходности разделяла всю эту осеннюю ночь напополам! Близко желтые глаза...