"Сергей Палий. Кохинор" - читать интересную книгу автора

шалуна, но тот вовремя замурлыкал и тем самым усмирил справедливый гнев своего
спасителя. Котенок, правда, попытался после этого подготовить себе место для
сна, начав попеременно плавно вонзать остренькие коготки каждой лапки в живот
Перекурке, но и это почему-то решительно не понравилось привередливому
хозяину, так как он строго фыркнул прямо в морду Кохинору и чуть не согнал его
прочь.
На улице заметно потеплело, и буран обернулся дождем. Но и он скоро
перестал уныло стучать в жестяной подоконник, оставив лишь редкие капли,
летящие с карнизов или с полуголых веток.
Царила такая непохожая на ноябрьскую красивая ночь, когда в синем огне
фонарей воздух становится осязаем и тихонько колышется, теребимый легким
ветерком. Мирная тишина кое-где нарушалась старческим лязгом и ворчанием
лифта, мотор которого то неохотно включался, то с радостью снова погружался в
свою обычную дремоту, да глухим лаем бездомного пса на неполный месяц,
выглядывающий из-за подсвеченного дымчатого краешка облака, как мерило всего
вокруг.
Загадочная русская ночь! Сколько ты таишь в себе очарования и спокойствия,
которые так необходимы после суетливого дня, вбирающего нас в свой неугомонный
ураган событий, брызжущего светом и яркими красками, рваного, незаконченного,
старающегося успеть везде, но очерчивая все вокруг своей грубой кистью, не
охватывая всей гаммы жизни, словно юный столичный кутила, только начавший
познавать сокровенности бытия, а уже зазнавшийся и решивший, что мудр и богат
опытом, хотя с головой поглощен вихрем освобожденной от сути шелухи. Убаюкивай
свое капризное, беспокойное дитя, моя дивная ночь, рисуй прозрачный шедевр,
легко набрасывая на холст земли полутона, неведомые броским днем, проникай,
пленительная, в каждый уголок, глубоко впитываясь в него теплой своей влагой,
одурманивай сады и дома, реки и луга, мысли и сердца своим девственным
дыханьем и лети, ночь, лети всегда вслед за напудренным днем, чтобы хоть
чуточку загладить все его дерзкие деяния!
Павел Ефимович ласково поглаживал Кохинора по головке, отчего тот просто
балдел. Рядом отрывисто тикал китайский будильник, отдаваясь в темноте
какими-то сказочными бульканьями и чавканьями. Мельхиоровый лунный отсвет то
проявлялся на пестрой стене, то исчезал. Перекурка никак не мог заснуть; он
думал о том, как много нового принес ему этот бешеный денек. С одной стороны,
для него все это было просто возмутительно, в силу того, что отточенный
временем ритм был нарушен, но с другой, - в его жизнь ворвалось какое-то
чистое начало, чувство ответственности, но не той канцелярской
ответственности, от которой отдавало мертвечиной, а новой, человеческой, еще
непознанной им. Также Перекурке пришло в голову, что он мог и раньше так вот
поделиться своей судьбой с кем-нибудь, только не понимал: зачем? Вообще, он и
сейчас с трудом осознавал надобность таких перемен, но теплый, спящий на груди
комочек заставлял иногда в темноте тайком улыбаться Павла Ефимовича. Мышцы
лица его в это время находились в совершенно непривычном для них положении и
долго не могли в нем удерживаться, поэтому улыбка получалась больше похожая на
короткий оскал. Так обыкновенно улыбаются люди, которые раньше никогда не
смеялись. Переполнявшее Перекурку чувство еще долго не давало ему предаться
сну, под конец начав уже надоедать. Тогда он в последний раз недовольно
фыркнул и скоро забылся.
Следующий день был опять знаменателен для Павла Ефимовича. В это утро он
первый раз в жизни проспал, проигнорировав напрочь треск восточного