"Марина Палей. Жора Жирняго" - читать интересную книгу автора

глухими) - вообще крупногабаритный и при этом словно бы беззащитный своей
большой телесной неувертливостью.
Звали его Аркадий Самуилович Райхерзон, однако студенты, выпуск за
выпуском, продолжали хранить - стойко вклепанное в их убогую студенческую
житуху, куда менее респектабельное имя своего лектора - Пельмень. В этом
навязанном эскулапу псевдониме, во многом даже обидном для представляемой им
науки, был отражен морфологический недостаток Аркадия Самуиловича, а
именно - толстые, обильные, словно туго набитые сочной начинкой, ушные
раковины.
Однако природа одарила его и другими чарами. Пациентов он всегда
называл "г'одненький" или "г'одненькая" - что вовсе не означало годность
его, пациента, к строевой службе, а значило только, что у Аркадия
Самуиловича был влажноватый, даже бурляще-пузырящийся изъян речи. Сидя в
коридоре, Жора слышал, как психиатр громко втолковывал очередному
посетителю:
- А я вам скажу, г'одненький, у меня еще в жизни не было такой женщины,
чтобы у меня не было эг'екции! В жизни не было! А почему?! А потому что
сексуальная паг'тнег'ша должна быть физически пг'и-вле-ка-тель-ной! Вы меня
поняли, что я имею в виду?! А?! Вы поняли это, что я вам сказал?! А еще
лучше - кг'асивой, здог'овой женщиной!.. Желательно с пг'остым, г'адостным
хаг'актег'ом! Смените, как можно ског'ее, свою тепег'ешнюю паг'тнег'шу - и
вы получите себе обг'атно вашу пг'екг'асную полноценную эг'екцию!
Приватную практику он вел, арендуя помещение для кабинета в маленькой
обшарпанной гостинице "Ариэль". Таким образом, сидя в холле, Жора был
вынужден слышать не только медицинские рекомендации Аркадия Самуиловича, но
и телефонный разговор колченогой администраторши, которая, едва возвышаясь
над стойкой, возмущенно учила уму-разуму трубку:
- Раньше!.. Ха!.. Сказанула! Ты еще вспомни, что при царе Горохе
было! - она яростно стряхнула пепел в кофейную чашку. - Раньше клиент
деликатный был, понимающий... юморной! Бывало, преподнесет французскую
губную помаду... Уже симпатично, верно? Ну, поблагодаришь... А губы как
возьмешься красить - а там внутри-то - червончик намотан... Ненавязчиво так!
Со вкусом!.. А иной раз - и четвертачок... Элегантно, скажи?
Когда из желтоватых дверей с табличкой "А. С. Райхерзон" наконец
выкатилось квохчущее, смахивающее на кастрированного гнома существо, Жора,
отсчитав двадцать секунд, вежливо постучал...
- Здг'а-а-авствуйте!.. Давайте мы с вами заг'егистг'иг'уемся,
г'одненький! - прокричал Аркадий Самуилович свою дежурную шутку, которую он
регулярно использовал на протяжении тридцатилетней практики. - Вы,
г'азумеется, не будете пг'отив?!
Жора прокричал ему вкратце историю своей жизни - и, в деталях, историю
болезни...
- Булимия магна-циклопика! - радостно констатировал психиатр. - С
ведущим булимо-циклопическим синдг'омом!
Он посмотрел на Жору так, словно тот, получив наконец давно искомое,
может теперь поблагодарить и уйти. Жора закусил губу и вперился в пол.
Аркадий Самуилович раскрыл какую-то тетрадь, энергично стряхнул в сторону
старинную ручку и полностью ушел в себя. Зaписывая, он изредка переводил
дух, издавая задумчиво-отрешенные звуки: у-пу-пу-пу-у-у!.. пу-пу-пу-у-у!..
Прошло минут десять...