"Марина Палей. Жора Жирняго" - читать интересную книгу автора

потом более-менее пристроился во Франции, потом приехал в Петрославль, потом
снова уехал в Париж и наконец вернулся в Петрославль, где, не выдержав
энигматических смоквенских свойств, сначала долго и беспробудно пил, а
затем, приведя в порядок сложные свои дела, повесился. Неужели в Париже не
нашлось бы веревки?..)
Но, на момент повествования, все они - Том, Сережка, Игорь - чувствуют
себя китами, на которых держится румяная и толстая, на глазах обновляющаяся
Земля.
...Когда - после косноязычных и вместе задушевных приветствий
директора, а также подобострастно-заумной вязи местного поэта (это был
пай-карапузик, с губками бантиком, неизменной папочкой под мышкой - и
головой, неизменно втянутой в навсегда опасливые плечики), - когда после
этой, призванной разогреть публику цирковой интродукции на сцену вывалился
Жора (а вывалился он так, словно потерял всякую координацию), - Берг,
быстро-быстро штрихуя в своем блокноте, сделал карандашную зарисовку. Вот
она.
В клубах пыли (эх, администрация!) - в клубах пыли, выбитой из планшета
сцены всеми ста пятидесятью (на глаз) Жориными килограммами, - стоит сам
Жора, еще не вполне тогда обкатанный для эстрадно-кафешантанных заскоков в
народ, но уже, как (не про него) сказал классик, горбатый от жира. Его
мешковатые зеленые брюки почему-то короче, чем следовало бы, а
темно-вишневый пиджак, видимо, сшитый на заказ, даже образует значительный
люфт вокруг сановных телес - то есть очень даже значительный люфт, и, скорей
всего, призван "небрежно болтаться", намекая как бы на стройность скрытых
форм - или уж образовывать королевски ниспадающие складки. Когда
разглядываешь этот рисунок, на память всякий раз приходит - написанная,
конечно, в другой связи, - фраза Свифта: "She wears her clothes as if they
were thrown on her with a pitchfork" ("Она носит одежды так, словно они
набросаны на нее вилами"), - иначе говоря, она носила их в художественном
беспорядке - именно этого, видимо, добивался и Жора.
Затем идет серия комиксов. Она называется "Оракульствующий". На каждой
картинке - пузырем - застыл Жора, а над головой Жоры - завис другой пузырь,
облачно-многомыльный - для высечения на нем проповедей.
Итак, на первом пузыре значится:
"Друзья, вы развели в городе страшную грязь. Почему бы вам не вымыть
хотя бы свои окна?"
На втором:
"Я вернулся вчера из Смоквы и, признаться, не узнал родной город".
На третьем:
"Нехорошо!.. Знаете же сами, что нехорошо!"
На четвертом:
"Мне кажется, в Петрославле что-то изменилось... Раньше такой грязи не
было".
На пятом:
"Нехорошо!.."
На шестом:
"А ведь кое-что зависит и от вас!"
На седьмом:
"Грядет Первомай".
На восьмом: