"Абрам Палей. Остров Таусена" - читать интересную книгу автора

короткими светлыми бровями, ее улыбка...
И среди этих образов в снежной мгле он уже смутно различает Цветкова,
который согнулся и ритмично и беспрестанно двигает рукой.
"О чем думает Юра? Что он чувствует? Это я, я привел его к гибели! Я
затеял эту прогулку. Я вообразил, что найду остров... Если б я вовремя
повернул..."
И он сжимает руки, он крепко держит руль. Бешеные водяные холмы мчат
лодку на своих хребтах - куда?
"Бедный Лева! - думает Цветков. - У него, верно, руки окоченели. И
сколько в человеке силы, если он может так долго держать руль наперекор
всей неисчерпаемой силе океана!"
Но сменить друга он не может: за те мгновения, пока он проберется к
нему, океан обрушит в лодку новые водопады. Каждый из них может стать
последним.
Да и все равно: работа по вычерпыванию не легче, ее нельзя прекратить
ни на секунду.
И поразительно, что он сам может работать не переставая, как неутомимая
машина.
Гул урагана страшен - такой мощный и непрерывный, что, кажется,
способен заглушить все звуки в мире. Но нет, слышны голоса! Откуда они?
Они похожи на голоса чудовищных зверей или каких-то несуществующих людей -
разве у людей бывают металлические глотки? Или все это обман, игра
измученного слуха и изнуренного воображения?
Словно чья-то злая воля хочет уничтожить их и играет с ними, прежде чем
убить. И еще какой-то странный голос...
Это голос сирены!
Дрифтер близко! Он сигналит. Вот он, в этом направлении!
Изо всей силы борясь с ветром, чтобы править на звук сирены, Гущин
вглядывается в равномерно двигающуюся расплывчатую фигуру Цветкова. Слышит
ли он? Понял ли?
Гущин кричит:
- Юра! Сирена! Дрифтер!
И еще громче, срывая голос, до боли в горле, стараясь пересилить все
ураганные звуки, он кричит что-то нечленораздельное, чтобы услышали на
судне.
Надо править туда. Но куда? Звук сирены, кажется, слышен с другой
стороны.
Нет... Он доносится разом со всех сторон. Он слит с голосами шторма и
почти неотличим от них.
А может быть, это просто один из голосов урагана?
Гущин напрягает слух.
Гудят и ревут вода и воздух, воют по-волчьи, вопят человеческими
голосами, в них гул, и рокот, и звук сирены - звуки множества сирен с
разных сторон...
Руки совсем закоченели. Он дышит на них, но дыхание не греет. Он машет
руками, сгибает и разгибает пальцы, но двигать ими трудно, страшно трудно!
И все же он держит руль. "Если я уж ничего не сделаю, если нам придется
умереть, пусть Юра не знает, что сирена только почудилась... Может быть,
он не понял этого? И умереть легче с надеждой..."
Он не знает, что думает в этот момент Юрий. Но поражается, как может