"Геннадий Падаманс. Вудсток" - читать интересную книгу автора

- Тебе надо сматываться. Гога с Женькой пошли искать тебя на тот берег.
Гога поклялся набить тебе морду, если ты выплывешь. Кажется, он не шутил...
Первым делом согреться. Одолела трясучка, тело идет ходуном, зубы
стучат; Эрик хочет спросить, где остальные, помимо Гоги, но покуда он
вспоминает произношение слов, Свержицкая сообщает сама:
- Остальные уже почесали на первую электричку. Не хотят опоздать на
историю.
"Не опоздают!" - пытается выдавить выплывший, но Танька вставляет свое:
"Мне тоже пора".
Палатку забрали Шумилов с Толяном, одежда Эрика греется возле костра,
кроме плавок - захвачены Гогой. Свержицкая давно одета и намеревается
уходить, но ведь надо оставить какую-то метку, записку - даже крикнуть
пловец не в состоянии. У девчонки должна быть губная помада, он ищет
бумагу - но где ее взять?.. Есть три рубля, однако на них не напишешь
помадой... оставить рубашку?.. Танька находит салфетку. Буквы скачут и
свистопляшут, но при сильном желании все же слагаются в записку: "Гога,
встретимся на истории. Эрик". Теперь закрепить, придавигь камнем возле
костра, воткнуть сосновую ветку для знака - и можно идти.
Светает. Молочное небо набрякло ответственным днем, вдалеке шумит
поезд, нескончаемый товарняк, за ним вслед пойдет электричка. Там, на
станции, уже ждут ее Савчук и Толян. И Шумилов, и Катька. И Свержицкая
тянется к ним, спешит без оглядки - почему так тоскливо, ну почему?...
- Татьяна, постой, - Эрик восстанавливает дар речи. - Знаешь, плевать я
хотел на историю СССР. И на первую электричку. Пошли лучше куда-нибудь.
Просто куда-нибудь.
Груша безропотно сворачивает с еле заметной тропинки. На станции их не
дождутся.
- Знаешь, - говорит снова Эрик, - я так много понял. Как здорово люди
врут. Какое у них чувство собственной важности. А если так разобраться, это
лишь заблудившаяся жалость к себе. Зачем люди так набивают свою цену? Будто
дерутся за них Господь Бог и Сатана. За зверей, за цветы и деревья никто не
дерется, а вот за души людские ожесточенная битва космических классов. Кому
это надо? Кому?.. Человек боится себя. Но не смеет признаться... Если б был
Сатана, любой настоящий поэт без раздумий принес бы в зубах свою душу всего
лишь за пару бессмертных стихов. Но тару не принимают. И все, что у нас
остается, это только мы сами. Мы сами!
Груша молчит, безответна, молча шагает вперед промеж деревьев. Эрик
меняет пластинку:
- Я теперь отращу настоящие патлы. Никто уже не заставит обрезать.
Махну в Крым, там собираются хиппи. Там устроим свой лагерь. Понимаешь, мы
живем в конце эпохи...
- А дальше? - вдруг отзывается Груша, совершенно не слыша... или слыша
свое. - Что дальше? Крым, это что, вся твоя жизнь?
- Дальше, правда, туман, - соглашается Эрик. Уже в ноябре в Крыму
слишком холодно. Это ведь не отель Калифорния.
- Отель "Калифорния" тебе не по карману, - сердито усмехается
Свержицкая, сама трезвость. Совсем не по карману. Пора повзрослеть.
Что она знает, Свержицкая? Отель Калифорния вовсе бесплатный, но ведь
не в том дело, ведь туда не попасть, когда родился здесь. Значит, нужно
действовать там, где родился. Отель Советский Союз тоже неплохо звучит.