"Геннадий Падаманс. Хиросима" - читать интересную книгу автора

бронзовое, вечнозеленое, и кое-что знает. Да, кое-что знает. Когда-то сосны
видели динозавров. Но крайне могучие динозавры стали нелепыми на этой земле
и исчезли. И после них слишком сильные мамонты тоже стали нелепыми - и
уступили дорогу слишком умному человеку. А сосны все видели, невозмутимые,
бронзовые, вечнозеленые. И теперь человек стал нелепым - а сосны все те
же... Я-то ведь точно ощущал себя таким нелепым рядом с этим величием. Я...
продрогший, немытый, опустошенный - неужели я мог как-то выглядеть из
подоблачной выси? И мне хотелось взмолиться, просить их не смеяться, не
хохотать - но это ведь ветер то-лько шумел в кустистых кронах. А сосны -
разве им было дело?... Разве им когда-то было дело до динозавров и мамонтов?
Это мне до все-го было дело. Я ко всему хотел подобраться - а сосны, их
аромат... наверное, и жена моя так не пахла... конечно, по-своему пахла, как
больше никто - но где этот запах, где все?...

Четверг ознаменовался событием. Я искал Цезаря.
Утром шел себе на работу, как полагается; недалеко от дома возле
стоящей боком девятиэтажки в это время мне часто встречался белый пушистый
кот. Кот как кот - да не тот. Этот очень напоминал мне нашего Джексона,
которого жена увезла с собой в Болдераю. Джексон, правда, был породистый, а
этот, конечно, дикий - я так и именовал его при встречах, Дикий Джексон, и
здоровался про себя. И в четверг я его встретил. Он бежал легкой рысцой
вдоль бока девятиэтажки - и вдруг навстречу овчарка. У него имелся шанс
удрать, среагируй он моментально, но он почему-то гордо остановился, выгнул
колесом спину, встопорщился - истинный гладиатор. Овчарка, естественно,
сразу к нему. Может, еще молодая, неопытная, но кондиция полная, настоящий
волк по размеру. Хозяйка далеко позади, остановилась и смотрит. Я еще
дальше, тоже остановился. Дикому Джексону будет каюк - а я... чем могу я
помочь?... Овчарка сунулась мордой, кот стукнул лапой - псина отскочила и
всерьез разъярилась. Я вдруг оглянулся, что-то искал, какой-нибудь камень,
или просто не мог это видеть, но через мгновение боковым зрением почуял
развязку. И точно: Давид прыгнул Голиафу на спину, у того хребет туго
гнется, собака опешила, а кот уже спрыгнул в другую сторону и помчался.
Овчарка за ним, все ближе - но три прекрасных прыжка, и Дикий Джексон на
дереве. Только самый последний момент я не уследил, как овчарка клацнула
пастью. Успела ли цапнуть?...
Об этом происшествии я думал до обеда: пока месил бетон, пока гонял
тачку, пока высыпал, укладывал и утрамбовывал. Тяжело давалась работа. Небо
снова разверзлось, повалил снег: на бетон, на дорожку, на голову, на кошачьи
мысли. Я наскоро перекусил и обратно взялся за тачку, а снег не переставал,
хотя по календарю давно уже числился март; но что календарь?... "Нет, не
время еще", - утверждала погода, каждый раз, день за днем - и сегодня... А
когда оно, время? - кто мог сказать...
Я засыпал много бетона, пришлось сколотить мостки для тачки и одолевать
подъем. Я одолевал - что тут нового? - но крайняя доска неожиданно лопнула,
я грохнулся оземь в обнимку с полной тачкой и зашиб левую ногу. Расшнуровал
ботинок, снял носок, потер ушиб, оттопырил один за другим все пять пальцев -
нога осталась цела и работа ждала. Я стал приколачивать новую доску взамен
дезертирши - и цепанул молотком большой палец левой руки. Наваждение!... "Ты
не прав, не твое это дело", - намекали мне вещи, мудрые вещи, - да разве
могли они подсказать, где мое?