"Геннадий Падаманс. Первостепь " - читать интересную книгу автора



****

Рыжегривый, великолепный огненно-золотистый лев, в первый раз обходит
свои новые владения. Несколько дней назад он явился сюда из предгорий,
изгнал прежнего вожака, Одноглазого, и вот теперь гордо шествует по
невысокой пожухлой траве. Временами он останавливается, приопускает морду и
так сильно вдыхает степной воздух, что его бока втягиваются, кажется, едва
не слипаясь. Зато мощную грудь распирает, сколько могут выдержать ребра и
прочная шкура, а затем все тело льва содрогается в едином порыве и сквозь
раскрытую пасть извергается раскатистый рык, от которого пыль вздымается
столбом перед хищником, напоминая маленький смерч, а грозный рокот, подобно
перекати-полю, катится над землей до самого небосклона. Вся степь обязана
знать своего нового владыку. Все здесь принадлежит только ему. И если
кто-нибудь смеет оспорить права Рыжегривого - пускай появится, он ждет.
Но никто не появляется. Из львов - никто. Однако недалеко позади
Пятнистый Демон, вожак банды гиен, матриарх, с небольшой сворой идет по
огромным следам Рыжегривого и засыпает землей и травой все отметки и запахи,
которые оставил тут лев. Засыпав, гиена мочится поверх. Она здесь хозяйка,
Пятнистый Демон, что бы там ни воображал заносчивый лев.
Но Рыжегривый не желает видеть гиен, не может ронять своего достоинства
на столь мерзких тварей. Покуда те бредут сзади. Он вызывает врагов спереди.
Он вызывает львов.
Рыжегривый родился в предгорьях, в полуденной стороне, где высокие
травы взбираются по косогорам к убежищам горных баранов и медвежьим
берлогам. Но первое, что он помнит, это смертельную схватку с гиенами. Он
сумел вскарабкаться на неприступную для пятнистых тварей скалу, но его мать
и сестра остались внизу. Сестра сразу исчезла в пятнистом море, мать
окружили плотным кольцом, она, присев, яростно извивалась, рыча и кусая,
отбиваясь передними лапами, но тучи гиен своими жуткими пастями впивались
сзади в ее хребет, и когда подоспела подмога, она уже не могла подняться на
изодранные лапы, ее сломанная челюсть не закрывалась, изо рта сочилась
кровь. От сестры вообще не осталось следов, даже запах исчез. Рыжегривый
оказался сиротой-одиночкой.
Выжженная коричневая степь пылится при каждом шаге. Сухие, шуршащие на
ветру пучки травы без цвета, без запаха, как скелеты былого плодородия. Если
бы лев мог сочувствовать травоедам, очень впору было бы посочувствовать. Но
нет такого в зверином мире, жалости нет. И сочувствия тоже. Каждый чувствует
за себя.
Стая его не отвергла, но он был самым младшим изо всех котят, потому
его превратили в живую игрушку. Львицы выкармливают детей сообща. Он тоже
мог попросить молока у любой тетки, после того, как насытились ее львята.
Меньше ему доставалось, конечно, чем остальным - зато он не страдал от
изнеженности. Днями напролет, лето и зиму, его кусали, стукали лапами,
загоняли, ловили. Его юная шкура покрылась сетью царапин и шрамов, он стал
клетчатым львенком, его так и признавали, как Клетчатого, покуда не
появилась на его шее рыжая поросль подобно венку двуногих.
Впереди, между двумя редкими кустами, заблистали на солнце валуны.
Цвета мамонтовой кости, эта куча больших камней почему-то напомнила льву