"Геннадий Падаманс. Первостепь " - читать интересную книгу автора

Длинный Хобот когда-то пытался добраться к воде. Вода не вышла тогда. Но
теперь из оврага пахло водой. Вышедшей. И двуногими пахло тоже. Следами
двуногих. Это ошеломило Старую Мамонтиху. Но даже тогда она не отступила.
Она сбросила останки Длинного Хобота в овраг и стала сверху засыпать землей.
Запах двуногих исчез, вместе с запахом воды, она погребла этот запах, она
победила. И бросилась назад к своим.
Она нагнала дремавшее стадо и чаяла успокоиться. Тщетно чаяла. Она
опять погнала их вперед, как можно быстрее, ей стало легче, покуда они шли,
покуда надо было следить за невидимой тропой, за безуханными травами, за
разбегающейся чернотой, за скучным небом. Следить и не помнить о вражьих
следах. Следить и не думать о том, кого больше нет рядом. Кто теперь позади
и тянет назад остальных через память. Могучую память могучих зверей, под
стать их размерам.
А вдалеке ревели львы. Как-то грустно ревели. Как-то не так. Старой
Мамонтихе казалось, что даже львы отдают последнюю дань Длинному Хоботу.
Под утро, когда они снова стояли на отдыхе, над их головами посыпались
звезды. Стадо мирно дремало, но Старая Мамонтиха не могла сомкнуть глаз. Она
видела. И не радовалась. Одна тревога сменилась другой, как жаркий палящий
день сменяется удушливой ночью. Как было ей не тревожиться? Всем по нраву
привычный порядок, а когда что-то вдруг нарушается и сдвигается - оно ведь
не может сдвинуться только одно, оно сдвинет все сразу. И кто знает - в
какую сторону? Старая Мамонтиха, конечно, не знала. Тревожилась. Почему-то
ей примерещилось, будто крохотные невидимые муравьи забрались внутрь ее
хобота, и, казалось, вот-вот она ощутит их жгучие укусы и впадет в
бешенство. Понесется навстречу непонятно чему, чтобы крушить. Так ей
казалось, так ей мерещилось, и ее уши натужно дрожали, а хобот свивался
кольцом, развивался обратно, фырчал. Стремился выдуть невыдуваемое. И вроде
бы выдул. Но тогда пришла львица. Была как живая, как настоящая. Даже более
чем настоящая. Львица могла говорить. Сказала, что нужно отдать детеныша.
Оставить гиенам. Тогда будет всем хорошо. Тогда очистится тропа. Потому что
двуногие не подчиняются, и нужна жертва. Старая Мамонтиха не желала ничего
очищать. Очень боялась за малыша. Хотела прогнать львицу подальше. Хотела -
и не могла. Потому что спала.
А потом к ней неслышно подошел Двойной Лоб. Не чета Длинному Хоботу,
молодой и светлый, с необычной продольной впадиной на лбу, но все равно тот.
Тот, кто приходит на зов. Тот, кто согласен сражаться. Двойной Лоб положил
мягкий хобот на ее голову и долго гладил ее. Долго-долго. И тогда пришло
утро.


****

Шаман поздно проснулся. Он плохо выспался. У него болит голова, ломит в
плечах, колет в затылке. Будто дубиной огрели - но кто?.. Старость?.. Может
быть, старость. Старик Еохор уже много пожил и много всякого повидал на
своем долгом веку, но и сейчас он по-прежнему нужен людям. Как шаман нужен,
не как дряхлый старик. Нет ему замены. Потому он не может расслабиться, не
может снова прилечь. Нехорошо это так долго спать. Не хорошо.
У шамана особенное жилище. Это не обычный тесный чум. Посередине вместо
опорного столба растет живая сосна. Крона ее уже выше жилища, над дымовым