"Геннадий Падаманс. Первостепь " - читать интересную книгу авторапотому что лошадь бормотала свои извинения как будто на очень понятном и
самом настоящем львином языке. Сильная Лапа тоже примирительно прорычала, а потом грянул гром - и все испугались. Все вдруг разбежались кто куда. Сильная Лапа как будто ждала дождя, очень хотелось ей освежиться, но дождь не пошел. Спустился какой-то серый туман, тягомотный; ей захотелось уйти из тумана, и она куда-то направилась. Куда-то далеко-далеко. Туда, где хорошо. Где лучше всего. Где вдруг привиделся яркий отчетливый свет вдалеке. Она точно знала: там лучше всего. И она туда шла. И рядом с ней как будто шел кто-то еще. Кто-то огромный и с длинным носом. Этот огромный вел за руку малыша, который жалобно плакал. Плач отвлек Сильную Лапу от яркого света вдали, на мгновение она потеряла этот манящий свет из виду и тут же почувствовала сквозь сон, как шевелится Детеныш. Сильная Лапа проснулась рывком, моментально, как просыпаются все звери. Раз - и сна уже нет, львица полностью готова к смертельному прыжку, к борьбе, и даже к быстрому бегству, готова ко всему. Однако ничего такого не требовалось. Сытый малыш просто ерзал во сне, что-то снилось и ему, Сильной Лапе ничего не нужно было делать. Она прислушалась к степным звукам. Все еще кричали чайки над рекой, не угомонились. Вдобавок к ним в другой стороне каркали вороны. И уж совсем далеко как-то странно шумели двуногие. Неинтересные были звуки, не важные, не такие, как "туки" - однако и "туки" пропали. Малыш слегка отодвинулся, и теперь его сердечко билось само по себе, материнское сердце не слышало, но львица не стала двигаться, не стала прижиматься плотнее, боясь разбудить детеныша. Вместо этого она лениво оглядывала окрестности. Прыткая с Куцей ушли за кусты. Их не было видно, но слабый запах Прыткая отгоняла ударами хвоста назойливых мух. Куцая, кажется, спала. Стервятник все еще кружил в небе, бдел на своем бессменном посту, потихоньку приглядывая сверху за львицами: вдруг те решат поохотиться и сумеют добыть еды и себе, и ему. Сильная Лапа безошибочно угадывала интерес стервятника, но не испытывала никаких охотничьих намерений. Любопытные лошади ушли к реке и все еще были там, шумно пили воду и плескались, львица могла их хорошо слышать, но ни какой план засады у нее не возник, ни один мускул не дрогнул призывом атаки. Нет, хорошо было львице. Просто хорошо. Хорошо и покойно. Безо всяких лошадей, безо всяких нападений и засад. Так покойно ей было, будто она всего лишь какой-нибудь камень, разогретый на солнце; или облако в небе, пушистое, белое, легкое-легкое, легче ветреной бабочки. Так казалось львице, приятно казалось - и не было у нее ни малейших желаний, ни малейших хотений, просто мгновение остановилось и чудным образом повисло. Как облако в небе висит. Такое радостное, такое простое, такое воздушное. Хорошо было львице, так хорошо - невыразимо, никаким рыком не выразишь, никаким звуком - да и не было необходимости что-нибудь выражать: для кого? Для чего? Все имелось здесь, все при львице, все с нею. Ей оставалось ловить свой момент, ловить, зависать и наслаждаться. А потом пришел гром. Внезапный гром от земли. Внезапный и странный. Неслыханный прежде. Львица вскочила. Детеныш проснулся. Сестры за кустами тоже засуетились. Неслыханный гром означал перемены. Серьезные перемены. Да и громом он показался только со страху. Ведь Сильной Лапе действительно было страшно. Неуютно и страшно. Теперь. |
|
|