"Геннадий Падаманс. Первостепь " - читать интересную книгу автора

повернул. Наоборот, побежал.
Он бежал и пытался представить, как тяжело сейчас оставшимся товарищам,
его разведчикам, которые остались наблюдать и следить за мамонтами, покуда
он понес весть. Да, им тяжело. И у них нет воды. Но их трое. А он один. Им
не надо бежать, им можно идти. Им только нужно следить. Мамонты им помогут.
Те самые мамонты, которых прочат убить.
Сосновый Корень опять остановился. Почему-то ему представилось, как
Корсак жадно пьет воду. Все пьют воду. Все трое оставшихся. Вода льется и
льется, стекает по их подбородкам к ладоням - так много воды. Так много.
Сосновый Корень вполне мог быть правым. Его разведчики не должны
пропасть. Мамонты наверняка им помогут. У мамонтов на спине горб, там запас
жира, воды и жира, мамонты долго могут обходиться без воды и без еды, дольше
людей. Но у тех мамонтов горбы уже сдулись, вода им нужна позарез, они
станут искать воду. И найдут, непременно. Ведь мамонты находят воду лучше
всех, никто в этом гигантов не превзойдет. Глубоко под песком учуют влагу и
станут копать, покуда не докопаются. А людям надо только следить. Его
разведчики будут следить, и когда мамонты уйдут, доберутся до их ям и
напьются. Если надо, раскопают поглубже, выроют настоящий колодец - главное,
чтобы мамонты указали, где рыть. И тогда... Сосновый Корень попытался
сглотнуть пересохшим горлом. Не смог. Ему стало завидно. Он опять
представил, как жадно пьет сейчас воду Корсак и как много воды льется мимо,
напрасно. Он разозлился, почему так небрежно они пьют. Он как будто бы
видел, как они пьют. Мысленно видел. Его разведчики никак не пропадут. Лишь
бы он сам не пропал. Лишь бы смог добежать. У него ведь совсем нет горба на
спине. Вздохнул Сосновый Корень. Грустно вздохнул. И вновь побежал.
Вечерело. Солнце, наконец, перестало жарить и просто слепило глаза.
Мешало бежать, противилось. Не хотело солнце, чтобы Сосновый Корень спешил.
Не хотело, чтобы быстро добрался, успел. Хотело, чтоб пощадил мамонтов. Оно
как будто даже говорило, оно или кто-то внутри у охотника, кто-то чужой,
неопознанный, постоянно нашептывал: "Не спеши. Опоздай. Просто опоздай".
Этот чуждый голос мешал бежать и сбивал с толку. Сосновый Корень вдруг
обнаружил, что много взял влево - и остановился. Похоже, это был знак.
Дурной знак.
Влево забирать было нельзя. Так получалось прямее, но примерно так же
должны были идти и мамонты. И могли учуять оставшийся след охотника.
Издалека учуять. Сосновый Корень не мог такого допустить. Потому он пошел
как надо. Чужой голос замолк, видно, смирился. И даже жажда куда-то исчезла.
Сосновый Корень вдруг подумал, что больше совсем не хочет пить. Кажется, это
было плохо. Совсем плохо. Нечто подобное он слышал, ему рассказывали: когда
вообще перестает хотеться пить, тогда пора готовиться к переходу, совсем
скоро встретишься с предками. Готов ли он встретиться? Он спросил сам себя -
и не ответил. Как будто ему было все равно.
Солнце сошло к небосклону и окрасилось кровью. Пробежал испуганный
ветер, закричала дрофа и еще другая птица откликнулась, потом замычал бык,
тявкнул шакал. Сосновый Корень по-прежнему не хотел пить, но теперь он также
не хотел бежать. Не хотел даже идти. Хотел спать. Повалиться - и спать. Ноги
стали заплетаться, перед глазами крутилась тьма.
По земле растеклась лужа, в эту лужу опустился голубь и жадно пил воду,
задирая кверху хвост. Сделав несколько глотков, птица поднимала голову и
осматривалась по сторонам, а потом снова пила. А некто смотрел, наблюдал - и