"Геннадий Падаманс. Первостепь " - читать интересную книгу автораруки дрожат, пальцы сцеплены. Игривая Оленуха по-прежнему улыбается, ничего
не заметила, только свое на уме. Черная Ива с испугом глядит на дрожащие руки Сквалыги и не знает, что и подумать. Ей и самой вдруг стало страшно. Внезапно по-настоящему страшно. А солнце светит все так же. Птицы поют. Людское стойбище привычно гудит. Нет причины для страха. Никакой - нет. **** Сосновый Корень почувствовал боль. Болела спина, болела поясница, болели колени. "Тебя только не хватало", - со злостью сказал охотник и едва узнал свой собственный голос. Какой-то старческий хрип. "Хрип так хрип", - уже бесстрастно отметил Сосновый Корень и побежал дальше. Сосновый Корень бежал второй день. Если б он мог видеть себя со стороны, то наверняка бы испугался. Он заметно похудел. Его лицо осунулось и заострилось, кожа стала дряблой и покрылась морщинами. Будто состарился Сосновый Корень всего за один день. Это солнце так сделало с ним. Солнце и жажда. А еще упрямство. Потому что он должен был добежать, должен был заранее предупредить, чтобы люди успели подготовиться, чтобы все было организовано надлежащим образом, чтобы... чтобы жена могла им гордиться, - подумал напоследок Сосновый Корень и вдруг остановился. По правую руку, совсем недалеко, ровную степь прорезал глубокий овраг. Сосновому Корню даже померещилось, как он слышит птиц, в овраге пели птица, а еще... там квакали лягушки. Это больше всего удивило охотника - какие прикрыть их ладонью. В небе нещадно сверкало солнце, а еще там парил стервятник. Парил прямо над ним, над охотником, и Сосновому Корню захотелось сказать: "Не дождешься!" - громко сказать, даже крикнуть. Но не крикнул. И не сказал. Молча пошел вперед, туда, куда надо, а лягушки продолжали квакать прямо в его голове, перед глазами начало мутиться - и на Соснового Корня напал приступ страха. Он вдруг развернулся назад и пошел вспять по своим же следам. Мамонты тоже услышат лягушек, они повернут к оврагу и учуют след охотника. После такого охота провалится, после такого мамонты уйдут, а он... ему будет стыдно смотреть в глаза людям... Ему будет стыдно, но ему будет стыдно также и оттого, что не успеет, ведь он не успеет, ведь он идет назад. Тем не менее Сосновый Корень теперь свернул вбок и продолжал обходить овраг. Солнце жарило так же само, а лягушки как будто бы смолкли. Вскоре Сосновый Корень достиг края оврага, опустился на четвереньки и заглянул вглубь. Ничего там не было. Ни лягушек, ни воды - ничего. Только сухой песок. Сухой и унылый. Еще там была тень, охотнику захотелось спуститься, укрыться и немного отдохнуть, самую малость, чуть-чуть. Но вместо этого он поднялся, развернулся и побрел обратно. В прежнем направлении. В правильном направлении. Он шел все быстрее, а потом и вовсе побежал. Болели колени, ныла поясница, каждый шаг отдавался болью, только чужая это была боль и чужие шаги. Ноги сами бежали, поясница сама болела, рука продолжала держать копье, а Сосновый Корень - ему что-то виделось вдалеке, что-то мерещилось в мареве. И кто-то бежал. Кто-то нес весть. Важную весть. Самую важную. Кто-то должен был ждать эту важную весть, кто-то должен был ждать и самого бегущего, кто-то был где-то, где-то там-то, а тут - тут жарило солнце и |
|
|