"Геннадий Падаманс. Первостепь " - читать интересную книгу авторасолнцу греть эту землю лучами, как радостно нежному ветерку обвевать
разгоряченные лица, как... Игривая Оленуха вовсе не знает всех "как", не до того ей, чтоб думать и сравнивать, смех, подобно роднику из скалы, преодолевает все преграды и струится, струится, струится. Родник стал ручьем, ручей влился в реку, река течет в море, куда-то там в море - не обуздать неукротимый поток, не стоит и пытаться. Черная Ива уже поняла и смирилась. Пускай хохочет дальше Игривая Оленуха. Она и сама улыбнется. Вот прямо сейчас. Вот уже и улыбается. Однако теперь это не нравится Сквалыге: - Зря так много смеется Игривая Оленуха. Кто много хохочет, тот беду наохотит. Игривая Оленуха приостанавливает свой хохот: - Беду? Какую беду? Пускай Сквалыга пояснит. - Так говорят, - коротко отвечает Сквалыга, но Черной Иве такой разговор уже кажется скучным. Потому она спешит сказать о другом: - А все-таки хороша жизнь степных людей. Сиди себе на бревне да посмеивайся. Все есть: еда, чум, муж. И смейся себе на здоровье, - обе подруги глядят ей в глаза, ловят слова. Правильны эти слова, кажется, правильны; даже Сквалыга согласна, хотя все же не до конца. Перебивает: - А зимой? - А что зимой? - усмехается Черная Ива. - Разве долго утеплить чум, еще слой шкур наложить мехом внутрь? Разве трудно питать огонь? - А если мяса не будет? Ежели закончится мясной порошок? Черная Ива уже злится на неугомонную Сквалыгу: - Если да ежели... Если бы да кабы... Да разве ж было такое когда? Чего - А старики говорят... Но Черная Ива совсем выходит из себя. Чуть не кричит: - А что, Сквалыга уже старухой заделалась? Ворчать начинает! Еще про Великий Лед пускай вспомнит, про который и самая древняя старуха не помнит. - Черная Ива хочет добавить, аж про драконов, чьи кости иногда находят, но ее взгляд сам собой прокрался к чуму Львиного Хвоста - и того уже нет, перед чумом никто не стоит. И это почему-то смущает. Черной Иве вдруг хочется сказать об этом, что уже нет молодого охотника, но она не знает, как это сказать. Не получается. Вроде ей неудобно об этом сказать. И она говорит о другом. О прежнем: - Все-таки чудный день. Комаров даже нет. Куда подевались? - Ой, не зови! Не надо! - непонятно чему пугается Сквалыга, и Черная Ива аж готова рассмеяться над таким призрачным страхом. Игривая Оленуха по-прежнему улыбается. Солнцу, наверное, синему небу. Радостной жизни. Зато со Сквалыгой происходит что-то не то. Сквалыга прикрыла глаза и как будто даже натужно морщится. Комары! Много-много перед ней комаров, перед закрытыми глазами, целые тучи - и ей очень страшно. Так уже было, - она понимает, что так уже было, но не может вспомнить, когда. Потому что ей мерещится Ужас. Самый пренастоящий. Две бараньих башки срослись вместе, огромные крылья летучей мыши. Туман в голове у Сквалыги. Непроглядный туман. Забыла совсем про подруг. Хотя Черная Ива должна быть где-то рядом, должна непременно помочь. А вот Игривая Оленуха внизу. Далеко-далеко. И горько плачет. Невыносимо! Сквалыга раскрыла глаза. Ее щеки в холодном поту, с них смыло загар, ее |
|
|