"Вячеслав Пьецух. Государственное Дитя (Авт.сб. "Государственное дитя")" - читать интересную книгу автора

Одно за другим в нашей деревеньке зажигаются окна таким милым, сонным,
приветным светом, что в другой раз плакать хочется от умиления. Нет,
правда: я не знаю картины более родной, чем темные огоньки зимней деревни,
зарывшейся в снегах и пускающей в черное небо белесые дымы печек. Тихо в
избе, только ветер подвывает да спицы стукаются друг о друга, потом
взойдет луна, зеленоватая, точно покрытая плесенью, и снег отзовется ей
таким энергичным сиянием, что хоть на дворе читай. Звезды на небе крупные,
ядреные, а Большая Медведица висит так низко над крышей, что кажется,
будто она зацепилась черенком за печную трубу и не в состоянии отцепиться.
А в девять часов вечера у меня бывает сеанс связи с внешним миром,
попросту говоря, я в это время радио слушаю каждый день. Слушаю я его
вполуха, можно сказать, вовсе не слушаю, бубнит себе и бубнит. Однако если
что и достигает сознания, то всегда вызывает глупые вопросы,
подразумевающие глупые ответы, потому что очень глупые новости на земле.
Иной раз передадут по радио, что вот в таком-то германском городе
произошло столкновение между турками и курдами, причем с обеих сторон есть
раненые и убитые, ну и спросишь: "Господи, Германия-то здесь при чем?"
Единственно чем тягостна жизнь в деревне, так это ощущением
неопрятности, которое происходит оттого, что нет возможности в любую
минуту принять ванну. Летом еще туда-сюда, всегда в Урче можно
ополоснуться, но зимой - беда: баньку всякий раз не натопишь, потому что
это целая процедура, а мыться в избе из таза, на мой взгляд, так же
неопрятно, как не мыться вообще. Поэтому баньку я топлю только раз в
неделю, как полагается православным, по субботам, вечером, эдак часу в
седьмом. Процедуру я описывать не намерена, ибо это без меня отлично
сделано у Шукшина в "Алеше Бесконвойном", первом русском рассказе о личной
свободе, но в остальном дело выглядит так... Вечером иду заледенелой
тропинкой в баньку, которая, как звездочка, светится своим низеньким
окошком, плотно прикрываю за собой дверь предбанника и начинаю
разоблачаться. В предбаннике стужа, так что зуб на зуб не попадает, а
непосредственно в баньке стоит ровный, пахучий жар, впрочем, ногам все
равно студено. Зажигаю вторую свечу, потому что при одной и куска мыла не
разглядишь, и потом не столько моюсь, сколько наслаждаюсь доисторической
обстановкой. В баньке знойко, в котле кипяток урчит, пламя свечей дает
немного страшное освещение, а из печки пышет оранжевым, адским жаром,
таинственно, жутко и хорошо. Да, еще веником забористо пахнет (париться я
не парюсь, но березовый веник для духа в шайку обязательно положу). А
после баньки придешь в избу, завалишься на постель отдышаться и подумаешь:
какое же это удивительное азиатское наслаждение - наша русская баня, слаще
только с умным человеком поговорить...
В заключение, как полагается, чай - рубиновый на цвет, терпко-вязкий на
вкус и праздник для обоняния..."

- Ты чего это, брат, читаешь? - спросил сосед.
- Так, ерунду всякую, - сказал Вася. - Интересно, долго они держат в
камерах предварительного заключения?
- Это смотря по вине. За мои проделки мне полагается пожизненная
тюрьма. Тейп мне, понимаешь, две тысячи долларов собрал для отдыха за
границей, поезжай, говорят, Асхат, в Европу, отдохни, развейся...
- Тебя Асхатом зовут?