"Вячеслав Пьецух. Государственное Дитя (Авт.сб. "Государственное дитя")" - читать интересную книгу автора

противоположной стене с окном, настолько запыленным, что едва различалась
решетка из арматуры, были приделаны дощатые нары, на нарах сидел мужчина
кавказской наружности и молчал.
Вася Злоткин устроился рядом, положил под голову сумку и задумался о
судьбе. "Вот ведь как бывает в жизни, - говорил он себе внутренним
голосом, - сегодня ты пан, а завтра пропал или, как писал старик Державин:
"Где стол был яств, там гроб стоит". Впрочем, через минуту он уже пришел к
убеждению, что для человека, который занимается политикой, посидеть в
тюрьме - это так же насущно и неизбежно, как родиться и умереть...
- Слушай, брат, у тебя закурить есть? - спросил вдруг сосед и почесал у
себя в затылке.
Вася Злоткин ответил, что нету; тогда кавказец вздохнул, вынул из-за
носка сигарету, переломил ее надвое и одну половинку протянул Васе, потом
из-за другого носка он достал спичку, чиркнул ею о стену, и камера стала
наполняться голубоватым душистым дымом.
- Тебя за что посадили? - спросил кавказец.
- Практически ни за что.
- А меня за дело. Я семейные деньги пропил и набил морду двум ментам из
Улан-Удэ...
На этом замолчали и молчали довольно долго. Все-таки Вася Злоткин был
сильно сердит на судьбу и новороссийских милиционеров, главное дело, уж
больно не по чину вышло давешнее беспочвенное задержание, обыск, допрос,
особенно пребольный удар в ухо... - одним словом, Вася разволновался и
успокоения ради решил соснуть. Он нащупал в сумке письмо, вытащил его на
свет и бережно развернул.

"Милый Вася!
У нас зима. Чуть ли не до самого Рождества стояла осень, уже и морозы
ударили, и земля окаменела, и Урча у берегов затянулась льдом, и только
посредине как ни в чем не бывало текла густая и черная, словно нефть, а
снегу все нет и нет. И вот 20, кажется, декабря, наконец повалил снег, да
какой! - света белого не видать, точно сумерки наступили, хотя время было
что-то около полудня, и часа за два навалило такие сугробы, какие бывают
разве что в феврале. Потом снегопад кончился, словно оборвало, воздух стал
прозрачным, только в северной стороне неба еще некоторое время висела
матовая пелена, и такая сразу пала тишина, умиротворенность, что словами
не передать. Снег какой-то минеральный, воздух точно остекленел, если по
дороге в Лески застучит дятел, то кажется, что у соседа работает пулемет.
И вдруг открылось, что зима в России не черно-белая, а цветная: тальник
возле Урчи весь рыжий, кроны берез фиолетовые, вроде только-только
распускающейся сирени, хвойные же дают богатую гамму зеленого, от
патинного до окиси меди, - и волей-неволей удивишься тому, что природа не
знает дурного вкуса. Тебе это ни о чем не говорит? Мне говорит.
Да: еще я открыла, что разные цвета, преимущественно неброские,
во-первых, возбуждают разные чувства, а во-вторых, возбуждают совершенно
разные чувства. Например, глубокая зелень навевает тоску, а буро-зеленое -
аппетит.
Представь себе, Вася: работы по усадьбе нет никакой, а все равно весь
день кручусь, как белка в колесе. То обед приготовить, то посуду помыть,
то печку истопить, то полы подмести, то воды принести, в общем, даже