"Вячеслав Пьецух. Государственное Дитя (Авт.сб. "Государственное дитя")" - читать интересную книгу автора

поплыла, поплыла, где вместо одного солнца сияет их с полдюжины, где
растительность распространяет дурманящие ароматы и господствуют
лихорадочные гогеновские цвета.
Ну так вот... Во Франции поди клошары так не живут, как живет Надежда
Михайловна, по деревням идет вендетта в смысле "красного петуха", пастухи
вечно пьяны и матерятся, вообще вся Россия - это снега и сараи, но при
всем том у нас существует беспримерно глубокая и изящная литература,
которая имеет своего беспримерно культурного читателя. Во Франции же быт
отлажен, отношения цивилизованные, а литература почти вся детская, чем не
загадка для философа наших дней?
Кстати, о пастухах. Вчера попросила нашего пастуха Егора выкосить мне
траву под окнами, - сошлись на стакане водки (я на этот случай держу
запасец). Так он, подонок, с пьяных глаз повыкосил мне все "золотые шары",
и стоит мне теперь выглянуть в окошко, как появляется чувство, точно меня
раздели. Но я ему слова черного не сказала, потому что не приведи Бог
обидеть деревенского человека, который накопил против городских вековую
злобу. Дом он, может быть, в отместку и не подожжет, но кошку отравит или
нарочно наедет трактором на забор. А то еще грабят дачи. Представь себе,
Вася, в прошлом году у Зиновьевых из Лесков унесли все постельное белье,
годовой запас чая и библиотеку, то есть берут выборочно и, вероятно, по
интересам. Мария Ивановна очень убивалась, особенно ей было почему-то
жалко "Гаргантюа и Пантагрюэля". Но, с другой стороны, деревенские - народ
по-своему занятный и, во всяком случае, они колоритнее городских. Вот
как-то договорились мы с пастухом Егором, что я в такой-то час зайду к
нему домой за поливным шлангом, захожу-то я захожу, а Егора нет: час его
нет, другой нет, третий нет, ну я и убралась несолоно хлебавши. На
следующий день встречаю его и спрашиваю: "Что же ты, Егор, меня обманул?"
А он говорит: "Чудная ты, ей-богу, да разве можно что-нибудь загадывать
наперед?! А если бы я в Африку уехал?!"
Ну так вот... Позавтракав сицилийской яичницей любви, я отправилась
огородничать. Убрала я картофельную ботву, сняла пару кочанов капусты,
натаскала в ведре круто унавоженную землю из загона, где ночуют коровы
летом, перекопала на зиму одну грядку и засыпала опилками многолетние
растения, как то чеснок, корневую петрушку и лук-шалот. Потом я уселась на
здоровенную березовую колоду, на которую я ставлю таз, когда стираю, и
какое-то время любовалась нашим осенним пейзажем. Интересно, что грядущую
перемену времени года сначала всегда разглядишь по свету. В начале
сентября, еще листья не пожелтеют, еще жара стоит, как в июле, а солнце
уже светит по-осеннему, как-то квело. Потом я пообедала на скорую руку,
именно приготовила салат из салата, яйца и мелко рубленного чеснока,
пожарила картошку с опятами, а на сладкое ела холодные блины со сметаной и
малиновым вареньем. Потом я залегла было на веранде и принялась за своего
Герцена, как вдруг зарядил дождь. Великое изобретение человечества -
камин: нащепала я щепок тесаком (у него на тупой стороне зазубрины, как у
пилы, Петрович говорит, что это тесак немецкий, а Надежда Михайловна
уверяет, что наш, морской, - уж не знаю, кому и верить), соорудила
пирамидку из березовых поленьев, и через пару минут у меня в камине весело
егозило пламя, источавшее терпко-пахучий жар. На дворе ветер воет, дождь
бьется в стекла, а у меня сухо, тепло и тихо, только поленья сердито
потрескивают в камине. В такие минуты я всегда остро ощущаю сладость,