"Вячеслав Пьецух. Государственное Дитя (Авт.сб. "Государственное дитя")" - читать интересную книгу автора

XII и еле удержался, чтобы не помочиться на постамент, потом еще выпил
водки, взял такси и уехал в аэропорт.
Между семью и восемью часами вечера он уже летел над проливом Каттегат
в сторону Амстердама. Салон самолета был заполнен наполовину, свет
попритушен, справа немцы резались в карты, слева читала газету дама в
очках с уздечкой и потому похожая на лошадку, где-то поблизости едва
слышно звучала фортепьянная музыка, - играли Es-dur'ную сонату Бетховена,
но Вася таких материй не различал, - а за бортом стояла непроглядная
темень, точно иллюминаторы замазали черной краской...
В ночь с 17 на 18 ноября все три легиона Лжеаркадия, он же Василий
Злоткин, были сосредоточены подле русско-эстонской границы, неподалеку от
мызы Выйу. Едва рассвело, Самозванец забрался на башню танка: денек обещал
выдаться сереньким, зябким, кисло-будничным, - словом, не подозревающим о
том, что он навсегда запечатлится в календарях; по эту сторону границы там
и сям бегемотно темнела боевая техника, стояли примолкшими
прямоугольниками роты, несильный ветер беспокоил зазимок, взметая снежную
пудру на высоту солдатского сапога, и трогал тяжелые знамена, шитые
канителью; по русскую сторону границы все было дрема и тишина. Василий
Злоткин достал носовой платок и всплеснул им в воздухе, как крылом.
Зарычали моторы танков, обдав кустарник черным вонючим дымом, и роты
вздрогнули и двинулись вперед, тяжеловесно уминая под собой снег: ать-два,
два-ать, ать-два, два-ать, - и впереди каждого прямоугольника тонко заныла
флейта.
Между тем в Москве, за кремлевскими стенами, в алтаре Успенского собора
держали совет первые лица Российского государства, именно: сам Александр
Петрович, дьяк Перламутров, главнокомандующий вооруженными силами Василий
Иванович Пуговка-Шумский и патриарх Филофей; судили-рядили, как бы
развести свалившуюся беду. С неделю примерно как до Первопрестольной дошло
известие, что в Чухонской земле объявился неведомый баламут, который
выдает себя за Государственное Дитя, якобы чудом спасшееся от рук наемных
убийц, который поносит московские власти, собирает войско из отребья и
головорезов, грозит интервенцией и вообще покушается на престол. По
справкам Приказа государственной безопасности вроде бы это был
проворовавшийся кассир Злоткин, однако в верхах полагали, что сведения
недостоверны и нуждаются в подтверждении. Как бы там ни было, над страною
нависла серьезная опасность - это было ясно, как божий день, и уже
принимались меры: гвардейские полки были приведены в боевую готовность,
правительству Эстонии послали грозную ноту, - ответа, впрочем, не
получили, - воеводам западных областей приказали распорядиться, патриарх
Филофей разослал по городам и весям наставительное письмо, в котором
предписывалось: "...к сему злохищному, Русской земли и православной нашей
христианской веры лиходею не приставать, речей воровских не слушать и
грамот Васькиных изменнических не читать, и ничем беглому самозванцу
Ваське Злоткину не способствовать, ни оружием, ни провиантом, ни делом, ни
помыслом, ни мечтой". Трудно было предугадать, в какой степени
действенными окажутся эти меры, поскольку Россия уж больно непредсказуемая
страна, и поэтому решено было созвать узкое совещание, чтобы хорошенько
обмозговать свалившуюся беду. В алтаре Успенского собора удушливо пахло
ладаном, горели лампадки, похожие на огромные самоцветы, сияла позолота,
матово светилась утварь из электрона. Государь Александр Петрович с