"Амос Оз. Повесть о любви и тьме" - читать интересную книгу автора

чувствуют себя своими во всем мире. Целый день он тяжело работает - мостит
дороги, трамбует гравий, вечерами играет на скрипке, по ночам в песчаных
дюнах при свете полной луны танцует с девушками или поет задушевные песни, а
на рассвете достает из тайника пистолет или автомат "Стен" и уходит,
невидимый, во тьму - защищать поля и мирные жилища.
Как же далек был от нас Тель-Авив! За все свои детские годы я был в нем
не более пяти-шести раз: мы, случалось, ездили на праздники к тетушкам -
маминым сестрам. По сравнению с нынешними днями в тогдашнем Тель-Авиве и
свет был совсем другим, чем в Иерусалиме, и даже законы гравитации
действовали совершенно иначе. В Тель-Авиве ходили, словно астронавт Нил
Армстронг на луне - что ни шаг, то прыжок и парение.
У нас в Иерусалиме всегда ходили, как участники похорон или как те,
кто, опоздав, входит в концертный зал: сначала касаются земли носком обуви и
осторожно пробуют твердь под ногами. Затем, поставив уже всю ступню, не
спешат сдвинуть ее с места: наконец-то, через две тысячи лет, обрели мы
право поставить свою ногу в Иерусалиме, так не уступим его слишком быстро.
Стоит поднять ногу, мигом явится кто-нибудь другой и отберет у нас этот
клочок нашей земли, эту "единственную овечку бедняка", как говорит ивритская
пословица. С другой стороны, если уж ты поднял ногу, не спеши опустить ее
вновь: кто знает, какой клубок гадюк, вынашивающих гнусные замыслы,
копошится там. Разве на протяжении тысячелетий не платили мы кровавую цену
за свою неосмотрительность, вновь и вновь попадая в руки притеснителей,
потому что ступали, не проверив, куда ставим ногу?
Примерно так выглядела походка иерусалимцев. Но Тель-Авив - вот это да!
Весь город - словно кузнечик! Люди куда-то неслись, и неслись дома, и улицы,
и площади, и морской ветер, и песок, и аллеи, и даже облака в небесах.
Как-то мы приехали весной, чтобы провести ночную пасхальную трапезу в
семейном кругу. Ранним утром, когда все еще спали, я оделся, вышел из дома и
отправился в дальний конец улицы, чтобы поиграть в одиночестве на маленькой
площади, где были одна или две скамейки, качели, песочница, несколько
молоденьких деревьев, на ветках которых уже распевали птицы. Спустя
несколько месяцев, на еврейский Новый год - Рош ха-Шана, мы снова приехали в
Тель-Авив. Но... площади на прежнем месте уже не было. Ее перенесли в другой
конец улицы - с молодыми деревцами, качелями, птичками и песочницей. Я был
потрясен: я не понимал, как Бен-Гурион и наши официальные учреждения
позволяют творить подобные веши? Как это так? Кто это вдруг берет и
передвигает площадь? Что, завтра передвинут Масличную гору? Башню Давида у
Яффских ворот в Иерусалиме? Передвинут Стену Плача?
О Тель-Авиве говорили у нас с завистью, высокомерием, восхищением и
немного - с таинственностью, словно Тель-Авив был неким секретным
судьбоносным проектом еврейского народа и потому лучше говорить о нем
поменьше: ведь и стены имеют уши, и всюду кишат наши ненавистники и
вражеские агенты.
Тельавив: море, свет, голубизна, песок, строительные леса, культурный
центр "Огель-Шем", киоски на бульварах... Белый еврейский город, простые
очертания которого вырастают среди цитрусовых плантаций и дюн. Не просто
место, куда, купив билет, можно приехать на автобусе компании "Эгед", а
другой континент.