"Амос Оз. Повесть о любви и тьме" - читать интересную книгу автора

ею овладевает, прежде чем они успевают оторваться от нее...
А тем временем в разных концах света эскадры кораблей, отправлялись в
дальнее плавание и открывали острова и континенты. Мама, бывало, говорила:
- Слишком поздно, сынок, отступись. Магеллан и Колумб уже открыли даже
самые заброшенные острова.
Я с ней не соглашался:
- Как ты можешь быть в этом настолько уверена? Ведь и до Колумба
считали, что все уже известно и ничего не открытого не осталось.
Между циновкой, ножками мебели и пространством, что под кроватью, я,
случалось, открывал не только безымянные острова, но и новые звезды,
солнечные системы, никому не известные целые галактики.
Если я попаду в тюрьму, то, естественно, буду тосковать по свободе, да
и некоторых других вещей мне будет явно недоставать, но от скуки я страдать
не буду - при условии, что мне позволят держать в камере костяшки домино,
или колоду карт, или пару спичечных коробков, или дюжину монет, или горсть
пуговиц: я буду располагать их в определенном порядке в течение всего моего
заточения. Буду соединять и разъединять, собирать, удалять, сближать,
составлять из них маленькие композиции.
Возможно, все это пришло ко мне потому, что я был один: у меня не было
ни братьев, ни сестер, а друзей было очень мало, поскольку они быстро
уставали от меня - им были необходимы активные действия, "экшн", как говорят
нынче, и они не могли приспособиться к эпическому ритму моих игр.
Случалось, в понедельник я затевал какую-нибудь игру на полу, во
вторник все утренние часы в школе я обдумывал следующий ход, а после обеда,
сделав пару ходов, откладывал продолжение на среду и четверг. Моим товарищам
это надоедало, они оставляли меня с моими фантазиями и химерами, а сами
бросались догонять друг дружку по дворам и улицам. Я же продолжал развивать
свою историю, распростертую на полу, и еще долгие дни передвигал боевые
колонны, осаждал города и столицы, разбивал противника наголову, завоевывал,
создавал в горах батальоны подпольщиков, штурмовал крепости и линии
укреплений, освобождал и захватывал вновь, расширял и вновь сужал границы,
обозначенные спичками. Если кто-нибудь из родителей нечаянно наступал на мою
вселенную, я объявлял голодовку и бунт, в рамках которого отказывался
чистить зубы. Так продолжалось, пока не наступал мой "судный день": мама
больше не могла выносить скопившуюся пыль и сметала все - флотилии, боевые
колонны, столичные города, горы и морские заливы, целые континенты. Словно
ядерная катастрофа...
Однажды, когда мне было примерно девять лет, один старый дядюшка по
имени Нехемия научил меня французской поговорке: "В любви, как на войне". О
любви я тогда не знал ничего, кроме того, что усвоил в кинотеатре "Эдисон":
существует какая-то туманная связь между любовью и убитыми индейцами. Но из
слов дяди Нехемии я сделал вывод, что не следует спешить. Спустя годы я
понял, что полностью ошибся, по крайней мере, в том, что касается войны: на
поле боя быстрота, как утверждают, как раз очень большое преимущество.
Возможно, истоки моей ошибки в том, что сам дядя Нехемия был человеком
медлительным, не любившим перемен: Если он стоял, то почти невозможно было
усадить его, но если уж он усаживался, то поднять его не удавалось никакими
силами.
Бывало, говорили ему:
- Вставай, Нехемия, ну, пожалуйста, в самом деле, что это с тобой? Ведь