"Амос Оз. Сумхи" - читать интересную книгу автора

песенка, мы пели ее в самые сумасшедшие минуты.)
Через десять минут после подписания договора я вылетел из дома
Кастельнуово со скоростью паровоза, прорывающегося сквозь туннель. Я мчался
по улице Цфания, неся на вытянутых перед собой руках хорошо упакованную
обувную коробку, обернутую тонкой подарочной бумагой и перевязанную голубыми
ленточками.
Если судить по надвигавшимся сумеркам и прохладе, то оставалось
примерно полчаса до темноты и до ужина. У нас на заднем дворе, среди
естественного ландшафта, я соберу железнодорожное полотно, прокопаю
извилистое русло, заполню его водой, и состав будет пересекать эту реку по
мосту. Я возведу горы, углублю низины. Под корнями нашей смоковницы я
проложу туннель, и оттуда протянется новое железнодорожное полотно - по
диким зарослям до самой пустыни Сахары и дальше - к верховьям реки Замбези,
к земле Убанги-Шари, через саванну и непроходимые леса, куда еще не ступала
нога белого человека.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. "КОШЕЛЕК ИЛИ ЖИЗНЬ"

Я вступаю в единоборство с давним врагом, жестоким и хитрым, который ни
перед чем не остановится. Мне приходится, избегая кровопролития,
прокладывать путь сквозь темные сети коварства и даже укрощать дикого зверя.

Да, время, если судить по надвигающейся темноте и прохладе,
приближалось к ночи и к ужину. На углу улицы Иона я задержался на секунду,
чтобы прочесть на стене новый лозунг, написанный жирными черными буквами.
Еще позавчера утром никакой надписи не было, и вот вдруг - лозунг против
англичан и против Давида Бен-Гуриона. Написано якобы в рифму, но с жуткой
грамматической ошибкой:
"Долой "Белую Книгу"![23]
А Бен-Гуриона - в атставку![24]"
Я сразу понял: Гоэль. Эту надпись сделали не борцы-подпольщики. Это
творчество Гоэля Гарманского.
Итак, я достал записную книжку, карандаш и списал себе этот лозунг:
когда я вырасту и стану поэтом, эта надпись мне обязательно пригодится.
Я еще не закончил писать, как явился Гоэль собственной персоной. Он
подошел сзади, подкрался бесшумно, огромный и осторожный, как лесной волк, и
двумя руками схватил меня за плечи. Я не спешил сопротивляться, прежде
всего, потому, что из принципа не начинаю драться с теми, кто сильнее меня.
Во-вторых, если вы не забыли, в руках я держал коробку с железной дорогой,
которая была мне дороже всего на свете. Поэтому я решил проявить
максимальную осмотрительность.
Гоэль Гарманский был грозой нашего класса, да и во всем квартале он
слыл громилой. У него были огромные мускулы и мерзкий характер. Отец Гоэля
был заместителем директора нашей школы, а про его мать говорили, что "она
развлекается в Хайфе с французами". Со дня праздника Пурим, когда парни из
Бухарского квартала нанесли нам сокрушительное поражение, Гоэль и я были
врагами. Случалось, что мы разговаривали и даже спорили о причинах того
разгрома, но все разговоры велись в третьем лице. Если я замечал на губах
Гоэля улыбку, предвещавшую недоброе, я старался оказаться на противоположной
стороне улицы. Улыбка Гоэля, сулившая беды, выражала примерно следующее: