"Амос Оз. На этой недоброй земле" - читать интересную книгу автора

он беззвучно смеялся вместе с ней. Питда пела сыну нежные аммонитянские
песни о тихих заводях и бурных разливах, об оленях в оливковых рощах, о
душевных муках и милосердии.
Она брала его руку и медленно, так, что кончики пальцев едва касались
кожи, проводила ею по тыльной стороне своей ладони, от запястья до плеча и
выше к мягкому шелковистому затылку. Питда не оставляла надежды поручить
сына жизнерадостному богу Милькому. Быстрым шепотом она пыталась поведать
ему тайны, хранимые телом, рассказать, на что способна плоть, в чем ее
слабость и сила. Слова ее звучали странно и непривычно. Она заклинала Ифтаха
бежать от пустыни туда, где тень и вода, пока пустыня не иссушила его кровь.
Ифтах никогда в жизни не видел моря, не знал, как оно пахнет, как шумит
по ночам прибой, но мать называл: госпожа моя море.
Однажды после ухода Питды Ифтаху приснился сон. Раб с морщинистым лицом
и лысой макушкой стриг овцу. Гора настриженной шерсти росла, а он все стриг,
пока не показалась кожа, розовая и болезненная, изрешеченная тысячей жилок,
а раб стриг и стриг. Потом он заколол овцу, но не перерезал ей горло, а
вспорол живот, и черная кровь забила струей, пузырясь и обдавая Ифтаха. В
сон вошел Элохим, в медвежьих шкурах, огромный, краснолицый, пышущий жаром.
На подстилке из виноградных лоз лежал уже Мильком в золоте и шелках. Ифтах
видел, как Элохим прорывается сквозь шелка, словно баран, который пробивает
себе путь, набрасываясь на овцу. Глаза его налиты кровью, а овца, одуревшая
от ярости, обрушиваемой на нее, давно уже сметена и покорна.
Ифтах проснулся в поту. Его лихорадило. Он открыл глаза и увидел
темноту. Закрыл и остался в кромешной тьме. Шепотом он прочитал молитвы,
которым его учил кохен, но темнота не рассеивалась; попробовал песни,
слышанные от матери, - вокруг по-прежнему было темно. Ифтах лежал, боясь
пошевелиться, потому что ему представилось, что, пока ему снился сон, отец,
мать, кохен, наложницы, скот, пастухи, сводные братья, собаки и даже
кочевники, жившие за стеной, собрались в одном месте, легли на землю и их
взяла к себе смерть, а он остался один в пустыне, которой нет ни конца, ни
края.
В одну из ночей на исходе той зимы умерла Питда. Утром наложницы
говорили: "Умерла колдунья, блудница аммонитянская".
В день, когда ее хоронили за стеной кладбища, на горизонте появился
серый песчаный смерч, который рос, но не приближался. Земля покрылась тонким
слоем чего-то, напоминающего пепел. Воздух стал гуще от пыли и запаха
надвигающейся бури. Кохен бросил горстку земли на могилу и произнес
заклинание: "Встань и выйди от нас! Возвращайся туда, откуда ты родом, будь
проклято это место, откуда в недобрый час взята была к нам. Не тревожь нас
ни в темноте, ни во снах. Остерегись: если нарушишь наказ, то и в смерти
настигнет тебя проклятие Бога и бесы нагонят на тебя страх преисподней.
Прочь, нечистая, прочь! Дай нам покой! Амен".
Ифтах стоял рядом. Он водил камешком по губам, пробуя его твердость, и
в душе умолял: "Ну, Элохим, ну, пожалуйста, протяни надо мной Свою руку, и я
буду служить Тебе верой и правдой. Коснись меня, а потом можешь сделать
самой тощей и самой паршивой овцой в Своем стаде. Только не оставляй
одного".
Когда могилу засыпали, небо посерело и как бы осело на землю. В воздухе
появились какие-то черные сгустки. Ветер гнал их к далеким восточным кряжам,
чтобы расшибить, размозжить о скалы или пробить ими брешь в горной цепи.