"Амос Оз. Черный ящик " - читать интересную книгу автора

лет, пока не исполнилось ему тринадцать. Каждые три недели я ездила к нему.
Так продолжалось, пока я не вышла замуж за Мишеля, - с тех пор мальчик
называет меня шлюхой. Как и ты. Ни разу не приехал он к нам в Иерусалим.
Когда узнал, что родилась у нас дочь (Мадлен-Ифат), с треском швырнул
телефонную трубку.
А два года назад он вдруг появился у нас зимой, в час ночи, чтобы
объявить мне: с киббуцом покончено, и теперь либо я запишу его в
сельскохозяйственную школу, либо он станет "жить на улице, и больше ты обо
мне никогда не услышишь".
Муж мой проснулся и предложил ему снять промокшую одежду, перекусить,
выкупаться, лечь спать, а завтра утром - поговорим. А мальчик (уже тогда - в
свои тринадцать с половиной - он был широкоплечим, намного выше Мишеля)
ответил ему, словно раздавил насекомое: "А ты кто такой? Кто с тобой
разговаривает?" Мишель рассмеялся и сказал: "Выйди-ка на минутку из дома,
любезный, успокойся, смени кассету, вновь постучи в дверь и зайди - как
человек, а не как горилла".
Боаз двинулся к двери, но я стала между ним и выходом. Я знала, что
меня он не тронет. Девочка проснулась и заплакала, Мишель пошел сменить ей
пеленку и разогреть на кухне молоко. Я сказала: "Хорошо, Боаз, будет тебе
сельскохозяйственная школа, если ты этого так хочешь". Мишель, в майке и
трусах, с успокоившейся девочкой на руках, добавил: "Но при условии, что
сначала ты попросишь у мамы прощения, хорошенько попросишь, а затем скажешь
спасибо. Ведь не лошадь же ты?" А Боаз - с унаследованной от тебя гримасой
омерзения, отчаяния и издевки - прошептал мне: "И этому типу ты позволяешь
трахать себя каждую ночь?" И тут же протянул руку, легко коснулся моих волос
и другим голосом, при воспоминании о котором у меня сжимается сердце,
сказал: "А девочка ваша довольно мила".
Затем (по протекции брата Мишеля) мы определили Боаза в "Тлалим",
среднюю школу с сельскохозяйственным уклоном. Это было два года тому назад,
в начале семьдесят четвертого, вскоре после войны, когда ты - так мне
рассказывали - вернулся в Израиль, чтобы участвовать в боях, командовал
танковым батальоном в Синае, после чего снова бежал из страны.
Мы также уступили требованию Боаза не навещать его. Платили за обучение
и помалкивали. То есть платил Мишель, а если точнее, то не совсем Мишель...
Ни одной весточки не получили мы от Боаза на протяжении этих двух лет.
Только тревожные сообщения от его директрисы: мальчик склонен к насилию...
мальчик не поладил с ночным сторожем и пробил ему голову... мальчик исчезает
но ночам... на него заведено дело в полиции, и теперь он находится под
наблюдением инспектора полиции по делам несовершеннолетних... ему придется
оставить учебное заведение... Этот мальчик - настоящее чудовище...
А что помнишь ты, Алек? Когда ты видел его в последний раз, это было
существо восьми лет, светленькое, тонкое и длинное, как стебелек. Часами
напролет молчаливо стоял он на табурете, склонившись над твоим письменным
столом и сосредоточенно мастеря, - чтобы угодить тебе, - модели деревянных
самолетов по книжке "Сделай сам", которую ты принес ему. Он был осторожен,
дисциплинирован, почти труслив, хотя уже тогда, в восьмилетнем возрасте, был
способен скрывать обиду с какой-то решительной, молчаливой сдержанностью.
Между тем, в нем словно таилась генетическая бомба замедленного
действия. Теперь Боазу шестнадцать лет, его рост - метр девяносто два (и тут
он еще не сказал своего последнего слова), он зол и дик, его поразительная