"Владислав Отрошенко. Наряд Мнемозины " - читать интересную книгу автора

закусить металлическим зубом фалду черного фрака, и старичок - але-оп! -
повисал над землею. О нет, разумеется, ни оваций в партере, ни криков
"брависсимо!" на галерке не было:
- Ой-е-ей, Демиург Александрович, - сокрушенно стонал старичок, -
так-то вы любите кавалера ордена Золотого Руна! А я вам еще свитерочек
связал, пушистенький, мягонький... Ах, озорник, ах, проказник... ну да будет
же вам, помогите! Где вы там? Прячетесь? Я вас прощаю. Порезвились - и пусть
его, и на здоровье, а меня теперь надо снять. - Видя, что рассудительный тон
монолога не продвигает спектакль к финалу, старичок делал паузу и, стремясь
угодить режиссеру, принимался за дело иначе: - Снимите же, как вам не
совестно?! У-ууу, бедненькому кавалеру помогите! - визжал он пронзительно и
плаксиво, умудряясь еще на весу капризно подергивать ножкой.
Штурвальный выскакивал из-за холма. Его бабочка рассыпала искры на
солнце, смоляные усы, на которых слегка подтаяла фабра, туманно лоснились;
он был голый, и лишь недописанный холстик Аделаиды Ивановны, закрепленный ее
пояском, свисал у него с живота на манер египетской схенти. В руках он
держал откуда-то взявшийся арбалет.
- Что случилось, Арнольдик! - весело кричал он, подбегая к
автомобилю. - Почему ты висишь, как сусальный орешек?
- Ах, так это не вы... - пыхтел золоторунный кавалер. - Ну так, значит,
ваше гнусное насекомое запустило машину! И вот я, извольте, повис...
Насекомое! Гнусное!.. Скройся, мой ангел! Это он говорил о тебе - о
тебе, вольный житель лазури!.. Или метни свой доблестный дротик, напитанный
гневом... Но куда попадет он? В мой обескровленный театрик неуязвимых
видений...
Штурвальный, посмеиваясь, открывал багажник - высвобождал печального
акробата. Тот, конечно, не думал спускать тебе с рук твою простодушную
шалость. Он подхватывал трость и, держа ее на весу (как сачок для пленения
ветреных бабочек), осторожно крался к кабине, чтоб застигнуть паршивца
врасплох. Но ты уже был на капоте. И ты был медный. И брань кавалера, его
ловкие оплеухи доставались (а жаль!) не тебе...
- Уриил! Ах, ты ж, подлый мальчишка! - злобно шипел старичок, сжимая в
холодных пальцах ухо сонного пассажира, хрупкое крылышко пойманной
бабочки. - Не прикидывайся, негодник, ты ведь не спал! не спал! - Крылышко
дважды щелкало, нагреваясь от боли. - Ты для чего повернул этот ключик, а?
говори!.. Ты хотел погубить кавалера?!
- Я нечаянно, господин кавалер...
- Высокородный! И благородный!..
- ...и достославный, и досточтенный, и достохвальный... - воодушевленно
подхватывал пленник, потихоньку выдергивая из ослабленных лестью пальцев
онемевшее крылышко, - ...и досто-черт-его-знает какой! - добавлял он уже на
свободе, обрекая злосчастное дело о ключике на самый печальный исход в
случае, если побег из-под стражи окажется неудачным - каковым он и был бы,
не очутись на пути кавалера, мигом пустившегося в погоню, Аделаида Ивановна,
которая все это время стояла на самой макушке холма и, приподняв с полдюжины
юбок, расправляла морщинки на алых чулках, подвязанных желтыми лентами.
- Посмотрите, Арнольд Владиславович, - говорила она, ухватив кавалера
за шиворот, - в тот момент, когда сам кавалер должен был ухватить беглеца, -
какой я веночек сплела...
- Из ромашек? - спрашивал кавалер, возбужденно двигая ножками: он висел