"Владислав Отрошенко. Новочеркасские рассказы " - читать интересную книгу автора

свидетельствуя друг перед другом, что шерсти у
Заиры нет нигде - только под мышками и там. И это заповедное там, эта
вертикальная выпуклая полоска черных волос (короткая полоска, а вовсе не
размашистый треугольник, как рисовало грубое воображение Володи), то и дело
проникало в мои сны, где Заира, голая и огромная, выше Платовской ротонды,
стояла, раскинув ноги, на середине спуска Разина, покрытого льдом, и в то
время, как я пролетал по льду на санях под ее ногами, словно под аркой,
грозно кричала мне: "Смотри! Смотри! "
Но все это было раньше, до того, как я увидел попадью Анюту, до того,
как я влюбился в ее узкое бледное лицо, изуродованное безжалостным шрамом;
влюбился в сам этот шрам, который, как мне казалось, возник на ее непобедимо
красивом лице не от какого-то будничного несчастья, а силой сказочной злой
ворожбы; влюбился в черное полотняное платье, которое скрывало всю ее тонкую
высокую фигуру от щиколоток до шеи и которое даже смутно, даже краешком
мысли не позволяло воображать никакого там. Мое воображение, за которым
бдительно следила душа, возвышенно и нежно тоскующая о попадье Анюте, только
тогда и получало свободу и обретало способность рисовать отчетливые картины,
когда оно уносилось прочь от всего, что могло скрываться под черным платьем.
Ночами, на террасе, дождавшись той минуты, когда Володя засыпал, думая,
что и я уснул под его оживленный говор, я откидывал одеяло и, глядя сквозь
крону старого абрикоса на звезды, представлял, что вот попадью Анюту
схватили пираты, вроде тех, что делят сокровища под скалой у берега моря на
красочном гобелене, который висит над кроватью в спальне бабушки Анны.
Попадья Анюта беспомощно стонет. Пираты заламывают ей руки, рвут на ней
платье, надменно хохочут. А один из них, тот, что по пояс голый, в
фиолетовых шароварах и красном платке, завязанном на затылке, уже выдернул
из-за пояса нож и занес его над лицом попадьи Анюты, чтоб оставить на нем
еще один шрам, на другой щеке. Но тут появляюсь я, одетый во что-то черное и
очень красивое. У меня в руках пистолеты. "Негодяи! " - кричу я пиратам и
тут же стреляю - они падают мертвыми. Попадья Анюта растерянно плачет. Она
еще не верит в свое счастливое освобождение. Ее платье разорвано. Она
закрывает локтями голые груди. Но я вовсе и не думаю разглядывать ее, как
разглядывал в сарае Заиру. Я гордо и благородно смотрю куда-то в сторону и
вверх. "Ты хочешь поцеловать меня?" - спрашивает Анюта, глядя на меня с
покорной нежностью. "Нет, ничего этого не надо! " - великодушно отвечаю я;
на моем лице выражение мужественной грусти... Или все ж таки я целую ее, но
не там, под скалой, внутри гобелена, а в какой-то жарко натопленной хижине
посреди заснеженных гор, где я спас ее от других злодеев... Или нет: весь
израненный и измученный, после долгого боя с бесчестным соперником, который
тоже любил попадью Анюту, но был мною убит, я говорю ей: "Прости! Я победил
его! " - и устало уезжаю верхом на коне. А она кричит мне вдогонку: "
Вернись, вернись! У меня нет никого, кроме тебя!" Попа Васька я, разумеется,
не брал в расчет; ему не было места в этих картинах, и он, словно зная об
этом, сразу же исчезал из моей головы вместе со своим нелюдимым домом,
Александровской церковью, круглой бородкой, перепачканной рясой и подвижными
глазами, полными веселого, сверкающего коварства, как только моя фантазия,
поставленная на службу печальной и одинокой любви, принималась за свою
утешительную работу.
Я засыпал лишь под утро, не замечая, как мои послушные грезы
превращаются в своевольные сны, где все происходит совсем не так, как мне