"Владислав Отрошенко. Новочеркасские рассказы " - читать интересную книгу автора

последнем, там, где устраивалась со своими подружками Майя; там они пили
украдкой вино, заранее купленное в павильоне; там Олимпиада сажала меня на
колени, и я, откинувшись назад, ощущал спиной ее плоский тугой живот,
твердые ребра, теплые груди, ощущал ее крупные прохладные соски - они,
казалось, сверлили мне лопатки и вливали в меня вместе с живой прохладой
непобедимый яд, заставлявший все мое тело то дрожать, то цепенеть; там я
вдыхал в себя, превозмогая кашель, мятный дым сигареты, которую Олимпиада
вдруг подносила к моим губам, пряча в ладонях от взглядов билетерш алый
огонек... Оттуда, с последнего ряда, мне хотелось смотреть кино. Но я не мог
бросить Троню.
Кинотеатр Троню чем-то всегда привлекал, но заходить в него один он
боялся - стоял у входных дверей и осторожно заглядывал в зал; с любопытством
осматривал бронзовые светильники на стенах, деревянные кресла, покрытые
черным лаком, слепо белеющий экран.
Стоило мне подойти к дверям, как Троня хватал меня за руку и затаскивал
в зал с таким решительным видом, как будто я, а не он боялся туда войти. Он
усаживался в первый ряд, куда и мне приходилось садиться, потому что моя
рука была стиснута в его руке, словно в клещах, и он не отпускал ее до тех
пор, пока не заканчивалось кино.
Троне воображалось, что кино существует только одно, одно-единственное,
то, которое он однажды видел вместе со мною: про печенегов. Про то, как
летит на свирепых конях по степи громадное войско, все в пушистых, пестрых
мехах, и про то, как падает с деревянной башни воин в остроконечном шлеме,
успевая нащупать стрелу в груди и тихо вымолвить: "Печенеги... "
Что бы ни происходило на экране - плясала ли там, приставляя длинные
пальцы к щекам, голоживотая индианка, бежал ли по крыше вагона хитрец-удалец
в галифе, охотно стреляя из маузера во все стороны, целовал ли у моря
растрепанную девицу, жарко катаясь с ней по песку, какой-то гибкий и
ласковый оборванец, - Троня ждал печенегов. И, не дождавшись, выкрикивал на
весь зал:
- Печенеги!
- Да, печенеги, Тронечка, печенеги... Уже уехали, - успокаивала его
Катя, часто сидевшая рядом со мной, когда я попадал к Троне в плен.
Она не хотела курить сигареты и пить вино с подружками Майи в последнем
ряду. Она не переносила ни табачного дыма, ни вина, и поэтому я очень
удивился, когда однажды - после того как мы вышли с ней из кинотеатра в
сквер, - она вдруг наклонилась к моему уху и прошептала: "Пойдем к Лесику
пить вино... "
Лесик встретил нас в павильоне своей обычной, ласково-равнодушной
улыбкой, как бы говорившей всему миру: вот он - Лесик, вот он - тихий вечер,
вот оно - вино. Помню, эта улыбка не сходила с его лица ни тогда, когда Катя
попросила его налить ей полный стакан вина, который она выпила быстро и
лихо - зачем-то тряхнула даже головой над пустым стаканом, - ни тогда, когда
сама, не спрашивая Лесика, наполнила вином стакан и протянула мне.
Я тоже постарался выпить вино быстро, не показывая Кате, что делаю это
в первый раз. Горячий сладковатый дух перехватил мне горло, замер в груди,
пополз вниз; какое-то время он медленно двигался у меня в животе, обдавая
жаром внутренности, а потом вдруг помчался вверх, к голове, и рассыпался там
на тысячи хрустальных иголок. Они кололи мне голову изнутри; плясали снаружи
на онемевших щеках. Я видел, как Катя снова наливает себе вино и снова пьет