"Николай Островский. Рожденные бурей " - читать интересную книгу автора

Сибирь, в концентрационные лагеря. Было это в конце пятнадцатого.
Натерпелись мы там беды! Тридцать пять копеек на солдатскую душу в день! А
офицерам - семь рублей. Солдаты гибли от тифа и голода, а офицерье и в ус не
дуло... Тут пришла революция. Семнадцатый год мы проболтались ни туда ни
сюда. А вот как большевики взяли кого следует за жабры, тут и мы, пленные,
тоже зашевелились. Нашелся среди офицеров отчаянный парень - венгерец,
лейтенант Шайно. Так он нам прямо сказал; "Расшибай, братва, склады, забирай
продукты и обмундирование!" Мы так и сделали. Только большевистская
революция туда еще не дошла. Нас и распатронили. Шайно и нас, заводил из
солдат, упрятали в тюрьму, собрались судить военно-полевым. Но тут началась
заваруха! Добрались большевики и до наших лагерей. Всех освободили. Пошли
митинги. И вот часть пленных решила поддержать большевиков. Собралось нас
тысячи полторы, если не больше, - венгерцы, галичане... Все больше
кавалеристы. Вооружились, достали коней. Захватили город. Открыли тюрьму.
Нашли Шайно и сразу ему вопрос ребром: "Если ты действительно человек
порядочный и простому народу сочувствуешь, то принимай команду и действуй".
Лейтенант долго не раздумывал: "Рад стараться. Давайте, - говорит, - коня и
пару маузеров!" И пошли мы гвоздить господ русских офицеров. И так это мне
понравилось, что я целых полгода с коня же слезал. Лейтенант Шайно с
военнопленными остался партизанить на Дальнем Востоке, а меня потянуло ближе
к дому. Перекочевал я на Украину. Здесь для меня тоже нашлась работа.
Воевал, пока не попался немцам в лапы. Послали разведать в деревню. Наскочил
разъезд. Хорошо, что не взял оружия. Сошел за военнопленного - старые
документы выручили. Moтали меня, мотали. Наконец отпустили домой...
Пшигодский замолк и сидел неподвижно, устало свесив голову.
- Зачем ты мне про свои дела у большевиков рассказываешь? Человек я для
тебя чужой, только что едем три дня вместе. Нарвешься ты когда-нибудь с
такими разговорами на негодяя и сам себя к стенке поставишь, - тихо сказал
Раевский.
- Это я для вас, чтобы не косились...
- А что тебе до меня? Смотрю я, чудной ты какой-то. Подъезжаешь ты
будто не с той стороны. Давай бросим и ляжем спать.
В арестантскую прокрались сумерки. Утихал гул людских голосов за
стенами. Слышно было, как по стеклам хлещет дождь...
- Я вас, товарищ Раевский, только теперь узнал, когда шапку сняли. Три
дня думал, где я вас видел? Очень вы похожи на комиссара сводной
интернациональной бригады. Только место вам здесь неподходящее и фамилия
другая - того звали товарищ Хмурый. А приглядеться к вам - выходит одно и то
же... Вот я и рассказал, чтобы не косились. Видите, не такие уж мы чужие.
Раевский усмехнулся в седые усы.
- Бывает же такое сходство! Только это сходство опасное, - могут
вздернуть на перекладине ни за что ни про что...
Пшигодский положил руку на плечо Раевского.
- Можете быть уверены, товарищ Хмурый... извиняюсь, товарищ... то есть
пане Раевский. Я не даром провел полгода в Красной Армии - кое-чему
научился...
За стеной послышался грохот подходившего поезда. Снова гул людских
голосов. Кто-то отпирал дверь. В коридоре - резкие выкрики команды. В
арестантскую ввалилась толпа австрийских солдат всех родов оружия. Когда
комната наполнилась ими до отказа, немецкие драгуны закрыли дверь. Сразу