"Пол Остер. Мистер Вертиго " - читать интересную книгу автора

- Это твои ступени. Путь; который нужно пройти. Худшее еще ждет тебя.
- Значит, он и тебе запудрил мозги.
- Кто может запудрить мозги мамаше Сиу? Я слишком старая и слишком
толстая, чтобы глотать все, что слышу. Ложь для меня что куриная кость.
Попадется, так я ее выплюну.
- Но люди не могут летать. Что же тут непонятного! Им Бог не велел.
- Все можно изменить.
- В другой жизни, может, и можно. А в нашей нет.
- Я видела это. Когда была маленькой. Вот этими вот глазами. А то, что
случилось раз, может случиться второй раз.
- Тебе приснилось. Ты только думаешь, будто видела, а на самом деле
приснилось.
- Летал мой отец, Уолт. Мой родной отец и родной брат. Я видела, как
они летели по небу, будто духи. Совсем не так, как ты думаешь. Не как птицы
и не как бабочки - они не махали крыльями и ничего такого не делали. Но они
оторвались от земли и летели. Движения у них были странные, медленные. Будто
в воде. Они двигались, будто духи по дну озера, будто воду отгребали руками.
- Почему ты раньше мне не рассказывала?
- Потому что раньше ты не поверил бы. А сейчас говорю. Потому что время
подходит. Если будешь слушаться мастера, оно придет быстрей, чем ты думаешь.

Когда в наши поля во второй раз вернулась весна и началась страда, я
взялся за дело как ненормальный, радуясь этой возможности немного пожить
по-людски. Теперь я не плелся в хвосте, не жаловался на усталость или
мозоли, я, напротив, упивался работой, ни за что не хотел отступать, а со
всей прытью рвался вперед. Я не слишком вырос за год, отстав ростом от своих
сверстников, но все равно я стал старше, сильнее, так что пусть моя цель
была заведомо недостижима, я пытался любой ценой идти с мастером наравне.
Видимо, я хотел что-то ему доказать, заработать к себе уважение, заставить
взглянуть на меня другими глазами. То есть новыми средствами пытался
добиться того же, что раньше, и потому всякий раз, когда он начинал меня
уговаривать не спешить, сбавить скорость, не зарываться ("Здесь ведь не
Олимпийские игры, парень, - повторял он, - мы не бегаем на медали"), я
чувствовал себя так, будто бы выиграл приз, будто ко мне постепенно
возвращалось право самостоятельно распоряжаться своей душой.
Мизинец к тому времени зажил. В месте, где из кровоточившего мяса
торчала кость, давно образовался рубец, и гладкая культя без ногтя выглядела
даже забавно. Я полюбил ее разглядывать и проводил над ней в воздухе большим
пальцем, будто бы прикасался к утраченной части себя. Зимой я делал это по
пятьдесят, а может быть, по сто раз на дню, и всякий раз в голове тогда
возникало: "Сент-Луис". Я держался за прошлое изо всех сил, но к весне слова
стали просто словами, обыкновенным упражнением на тренировку памяти. Они
больше не воскрешали картин, уносивших в родные места. После восемнадцати
месяцев жизни в Сиболе Сент-Луис превратился в призрак и меркнул день ото
дня.
Как-то однажды, в мае, в конце дня припекло вдруг по-настоящему, как
посередине лета. Мы все четверо работали в поле, и мастер, взмокнув от пота,
стянул рубашку, и я увидел на шее у него какое-то украшение: маленький
прозрачный шарик на кожаном шнурке. Я подошел поближе, чтобы рассмотреть -
без всяких задних мыслей, просто из любопытства, - и это оказался сосуд,