"Захар Оскотский. Последняя башня Трои " - читать интересную книгу автора

на руле, словно помогая в управлении. Я вдруг подумал о том, что случится,
если я положу свою ладонь на эту грудь: схлопочу в ответ пощечину или нет?
Фридди будто уловила ход моих мыслей, улыбнулась:
- Попробуйте угадайте мой календарный!
- Тридцать лет?
- Тридцать пять. А хотите, угадаю ваш?
- Попытайтесь.
Она внимательно взглянула на меня:
- Ну... около пятидесяти.
- Добавьте еще пятнадцать, не ошибетесь, - сказал я.
- В самом деле? Теперь ничего толком не поймешь, да это и не важно.
Генная медицина всех уравняла!
Фридди явно поощряла меня. Видно, здесь, в лагере, они все друг другу
порядком надоели, а я был человеком новым. И я не то чтобы стал поддаваться
ей, но невольно вспомнил о том, как давно у меня не было женщины. Я начал
размышлять, стоит ли мне поэтому привередничать? Не искупает ли Фриддина
уступчиво сть недостатки ее внешности?
Я не успел ничего решить: Фридди сделала крутой поворот, я завалился по
инерции, и мне в бок, напомнив о себе, больно врезался мой пистолет. Кобура
с таким же точно пистолетом висела, точнее, лежала, подпрыгивая, на широком
бедре Фридди.
- Генная медицина уравняла не всех, - проворчал я, вы-прямляясь. - Вы
забыли о своих подопечных.
- Ну, эти сами виноваты, - ответила Фридди. - Вы их никогда еще не
видели? Так вот, любуйтесь!
Мы уже миновали административный квартал (он предусмотрительно был
расположен не в центре лагеря, а на краю, рядом с аэропортом), и наш джип
медленно въехал в улочку восточного города. Павильоны-дома из
полупрозрачного зеленоватого пластика, теснившиеся по обеим сторонам, были
украшены с фасадов затейливыми орнаментами. Вдоль тротуаров выстроились ряды
пальм, их листья колыхались в потоках прохладного воздуха, поднимавшегося из
решеток уличных кондиционеров. Под пальмами, словно яркие ковровые дорожки,
тянулись газоны с цветами. Многочисленные вывески лавочек и небольших кофеен
были написаны по-арабски и по-английски. На круглой площади бил фонтан.
Игрушечное изящество этого города могло бы вызвать умиление, но стоило
взглянуть на его обитателей - тех, что брели куда-то по своим делам,
стайками беседовали на тротуарах, сидели за уличными столиками кофеен,
расступались на проезжей части перед нашим медленно катящимся джипом, -
стоило только взглянуть на них, и в груди растекался жутковатый холодок.
Одни старческие лица, темные и морщинистые, как печеные картофелины.
Потухшие глаза. Гигантское скопление стариков, казавшихся мертвыми при
жизни, может быть, оттого, что НИ ОДИН ИЗ НИХ НИКОГДА НЕ ИМЕЛ ДЕТЕЙ.
Я пытался представить себе этих несчастных такими, какими они были
полвека назад - молодыми, полными сил. Многие из них становились тогда
яростными воинами за веру. Их воодушевляла священная ненависть к иноверцам,
погрязшим в неправедных богатствах и разврате, ничтожно малочисленным,
трусливым, обреченным. Они верили, что в награду за свои подвиги попадут в
рай. И вот теперь, одряхлевшие, с остывшей кровью, больные, они
действительно доживали в раю. Но он был устроен для них милостью победивших
врагов.