"Владимир Осинский. Вечный двигатель" - читать интересную книгу автора

деле, каким он занимался, о результатах, даже самых ничтожных, можно
говорить лишь тогда, когда сойдутся в одной точке итоги всего комплекса
поисков. Потому что в едином его лице работали сразу несколько Боллей -
математик и философ, медик и конструктор, астроном и кибернетик. Задача,
которую он поставил перед собой, была столь ошеломляюще грандиозна, что,
узнай кто-нибудь об истинном содержании его работы, он бы даже не смог
улыбнуться скептически. Здесь можно было говорить о дерзости безумия, о
полнейшей безнадежности замысла, о чем угодно, только не о легкомысленности
прожектерства. Ибо подлинное величие мысли при всей ее очевидной
иррациональности властно требует поклонения и имеет на него право.
Слетел на подоконник воробей, требовательно зачирикал - и Болль опять
вспомнил все. Ему было достаточно любой мелочи, скажем, вспыхнувшей и
погасшей спички, чтобы кошмар случившегося вновь и вновь поднимал голову.

Все пять дней, предшествовавших операции, Рой был весел и оживлен, как
никогда прежде. В свои девять с половиной лет он достиг вершины блаженства -
каждый приходивший его навестить приносил в подарок очередное чудо. Здесь
были заводные машины, пистолет, стреляющий пластмассовыми шариками, два
набора домино, маленький транзисторный приемник и многое другое, что так
доступно и так не нужно нам, достигшим зрелости, но может сделать счастливым
ребенка.
Да, Рой был счастлив в своей одиночной маленькой палате, где всегда были
те, кто любил его и к кому он сам был привязан, и, разумеется, ни на минуту
не задумывался о грозном смысле своей изоляции от других маленьких пациентов
больницы. Он просто наслаждался комфортом, вниманием и ласковой
предупредительностью близких, одержимых готовностью исполнить любое его
желание.
А Болль - он вел себя немногим рассудительнее. Ведь внешне Рой был так
здоров и жизнерадостен, так светло (давно этого не было) улыбался приходу
отца, что диким казался даже ничтожный намек на мысль о смертельной
опасности, которая, возможно, нависла над сыном. И хотя Боллю довольно
недвусмысленно дали понять, что такая опасность не исключена, он малодушно
отказывался смотреть правде в глаза... Впрочем, очень может быть, что в этом
малодушии было заключено подлинное мужество: упрямо отказываясь поверить в
худшее, Болль тем самым боролся за сына.
...Только когда бесшумно выкатился за порог палаты белый столик, на
котором лежал, вытянувшись на спине, сразу повзрослевший, ушедший в себя
Рой, и на чистое детское лицо его легла вдруг тень пугающей в своей
неожиданности мудрой отрешенности, - Болль все понял. Потом его взгляд упал
на тапочки Роя, аккуратно составленные под кроватью, - и он с ужасающей
ясностью внезапно осознал, что Рой их никогда больше не наденет.

Он встряхнулся и вновь принялся за прерванную работу.
Болль не имел ни малейшего представления о существовании планеты вурдов
и, конечно, не мог даже догадываться о такой возможности. Участок звездного
неба, где она вращалась вокруг своего тысячелетия назад погасшего светила,
был давно и тщательно изучен астрономами, и они не находили в нем ничего
загадочного. К тому же Болль был настолько одержим своей идеей, что все
побочное отметалось им как не стоящее внимания: он видел перед собою одну
цель, и только мысли о Рое властно вторгались в сознание - то причиняя