"Осетров. Гибель волхва." - читать интересную книгу автора

Ярилиной плеши угрюмые и безмолвные. Наверху, перед кумиром лежал в огне
труп козла, и теперь над капищем вздымался черный дым.
Однако ни весной, ни летом ничего страшного не произошло, урожай боги
дали богатый, про ворона забыли, и вот теперь определили к смерти на
зимних колядках очередного козла. Он жил в хлеву у Кукуна и толстел.


Обиженный Всеслав возвратился к себе. Поднимаясь по ступеням в избу,
он обернулся. Коровы разбрелись по берегу Клязьмы, а за рекой, освещенный
солнцем, зеленел лес. И никто в Липовой Гриве не мог знать в то утро, что
вечером на весь обрушится горе, счастливая жизнь Всеслава навсегда
закончится и потянутся долгие годы изгойских [гоить - значит жить; изгой -
человек "изжитый", выбитый из жизни, вырванный из обычной среды]
страданий.
Когда стемнело, Всеслав лег на полати, потом передумал и, поскольку
печь не топилась, перебрался на нее, стал оттуда смотреть вниз.
У стены на лавке сидела мать. Сбоку от нее в кованом светце горело
несколько лучин. Тихо шуршало веретено - Всеслав знал, что это длиннорукая
невидимая богиня Макошь [(Ма-кошь) - мать счастливого жребия, богиня
удачи, судьбы] помогает матери прясть. В веси недавно был даже случай,
когда Макошь в отсутствие хозяйки одна намотала два клубка пряжи.
Сидевший за столом отец делал стрелы. Во время недавней охоты он
нашел в лесу странную, нездешнюю стрелу с удивительным железным
наконечником и теперь вырезал такие же. Его находка сперва насторожила
весь, немедля послали двух смердов к соседям - в Чижи, но там было
спокойно, и в округе ничего подозрительного больше не появилось.
Громко затрещал сверчок, и Всеслав вспомнил, что забыл налить молока
домовому. Он слез на пол, плеснул в блюдце еду для лизуна, снова взобрался
на печь. От его хождения сверчок смолк, в тишине раздавались теперь
урчание веретена да осторожный стук об окна ветвей яблони.
Долго Всеслав глядел на огонь, потом повернулся к матери.
- Расскажи сказку, - попросил он.
- Спи, поздно уже.
- Не хочу, расскажи.
- Погоди-погоди, лизун придет, он тебе ночью уши-то оторвет!
- Чего это?! Он свой, добрый, ничего вредить не станет!
Они умолкли, но тут протопал по полу отец, достал новую лучину и стал
вставлять в светец.
- Ладно уж, вот слушайте, - негромко заговорил мать, - еще бабушка
мне рассказывала. Чего-то вспомнила я... Говорят, жили дед и баба и была у
них избушка. Как-то посадили они под стол - дед бобинку, а бабка
горошинку. И вот эту горошинку курица поклевала, а бобинка скоро выросла
под самый стол. Вот. Ну, приняли стол, она еще выше выросла, сняли накат,
крышу - все растет. И выросла под самое небо. Дед и полез туда. Лез, лез и
очутился на небе. Смотрит: стоит изба, стены из блинов, лавки из калачей,
печка из творогу, вымазана маслом. Дед что, принялся есть, наелся и лег на
печку отдыхать.
Приходят двенадцать сестер-коз, у одной один глаз, у другой два, у
третьей три, и так дальше; у последней двенадцать. Увидели, что кто-то
попробовал их избу, выправили ее и, уходя, оставили стеречь одноглазую. На